Говори

– Здесь маловато развлечений, не находишь? Приходится выкручиваться, ура-ура, голь на выдумки хитра. Чего только стоило уговорить тебя на повешение! Потому что это больно. Потому что это долго. Потому что это страшно. Ты будешь висеть, как туша свиньи в мясной лавке. Как туша, висеть, как туша, как груша, как чертова туша. Я король мира! – хохочет сосед.

Горько плачет Стас. Казнь случится завтра утром.

Бога нет, есть только то, что ты хочешь.

* * *

А потом, когда приходят shutzshaffel

и говорят, что уже пора, у Стаса все кружится перед глазами, а этим скользким кружением наваливается глухая темнота. Он, кажется, падает в обморок и чувствует легкость своего тела – потому что висит на локтях shutzshaffel, стоящих справа и слева от него. Из темноты его тащит голос Евгения, он велит ему дышать, вдох, выдох, глубоко, уловить ритмы мира, пока мы тут – мы все еще части мира, винтики огромной махины, механизма, мизинцы на руках космоса. Стас идет за голосом, они дышат вместе. Тогда Стас просит Женю дать ему руку, и тот действительно дает ему руку. Он не отпускает пальцев Стаса, пока shutzshaffel не поставят Стаса под петлю.

– Я не хочу исчезать, – говорит Стас Евгению шепотом.

Евгений кивает. Никто не хочет, конечно, никто.

Когда Стасу дают последнее слово, он ищет глазами лицо Евгения и наигранным, чужим голосом говорит, что обед смертника был тем еще дерьмом. Он не видит лица Евгения, но ему кажется, что тот улыбается этой корявой шутке. Конечно, было бы смешнее прокричать что-нибудь про пейте какао Ван-Гутена

, но уже все равно.

На голову Стаса надевают мешок, и в сухой темноте он остается один на один со своим дыханием. Только и дыхание у него тоже скоро отберут.

Потом кто-то тянет за рычаг. Стас корчится в агонии, и дергается, и висит, как туша свиньи из мясной лавки, и душа не прощается с телом. Стас долго не умирает, потому что им так и не удалось правильно рассчитать вес.

* * *