Граф Монте Кристо 1 часть

There was a moment's silence, and then a voice, in excellent French, although, with a foreign accent, said,	Настала тишина, и чей-то голос произнес на безукоризненном французском языке, хоть и с иностранным выговором:
"Welcome, sir. I beg you will remove your bandage."	- Милости прошу, теперь вы можете снять повязку.
It may be supposed, then, Franz did not wait for a repetition of this permission, but took off the handkerchief, and found himself in the presence of a man from thirty-eight to forty years of age, dressed in a Tunisian costume-that is to say, a red cap with a long blue silk tassel, a vest of black cloth embroidered with gold, pantaloons of deep red, large and full gaiters of the same color, embroidered with gold like the vest, and yellow slippers; he had a splendid cashmere round his waist, and a small sharp and crooked cangiar was passed through his girdle.	Разумеется, Франц не заставил просить себя дважды; он снял платок и увидел перед собой человека лет сорока, в тунисском костюме, то есть в красной шапочке с голубой шелковой кисточкой, в черной суконной, сплошь расшитой золотом куртке, в широких ярко-красных шароварах, такого же цвета гетрах, расшитых, как и куртка, золотом, и в желтых туфлях; поясом ему служила богатая кашемировая шаль, за которую был заткнут маленький кривой кинжал.
Although of a paleness that was almost livid, this man had a remarkably handsome face; his eyes were penetrating and sparkling; his nose, quite straight, and projecting direct from the brow, was of the pure Greek type, while his teeth, as white as pearls, were set off to admiration by the black mustache that encircled them.	Несмотря на мертвенную бледность, лицо его поражало красотой; глаза были живые и пронзительные; прямая линия носа, почти сливающаяся со лбом, напоминала о чистоте греческого типа; а зубы, белые, как жемчуг, в обрамлении черных, как смоль, усов, ослепительно сверкали.
His pallor was so peculiar, that it seemed to pertain to one who had been long entombed, and who was incapable of resuming the healthy glow and hue of life.	Но бледность этого лица была неестественна; словно этот человек долгие годы провел в могиле, и краски жизни уже не могли вернуться к нему.
He was not particularly tall, but extremely well made, and, like the men of the south, had small hands and feet.	Он был не очень высок ростом, но хорошо сложен, и, как у всех южан, руки и ноги у него были маленькие.
But what astonished Franz, who had treated Gaetano's description as a fable, was the splendor of the apartment in which he found himself.	Но что больше всего поразило Франца, принявшего рассказ Гаэтано за басню, так это роскошь обстановки.
The entire chamber was lined with crimson brocade, worked with flowers of gold.	Вся комната была обтянута алым турецким шелком, затканным золотыми цветами.
In a recess was a kind of divan, surmounted with a stand of Arabian swords in silver scabbards, and the handles resplendent with gems; from the ceiling hung a lamp of Venetian glass, of beautiful shape and color, while the feet rested on a Turkey carpet, in which they sunk to the instep; tapestry hung before the door by which Franz had entered, and also in front of another door, leading into a second apartment which seemed to be brilliantly illuminated.	В углублении стоял широкий диван, над которым было развешано арабское оружие в золотых ножнах, с рукоятями, усыпанными драгоценными камнями: с потолка спускалась изящная лампа венецианского стекла, а ноги утопали по щиколотку в турецком ковре; дверь, через которую вошел Франц, закрывали занавеси, так же как и вторую дверь, которая вела в соседнюю комнату, по-видимому, ярко освещенную.
The host gave Franz time to recover from his surprise, and, moreover, returned look for look, not even taking his eyes off him.	Хозяин не мешал Францу дивиться, но сам отвечал осмотром на осмотр и не спускал с него глаз.