Хотелось рвануть в парк сию же секунду, но прислуга в этом доме… Его будто стерегут.
А и черт с ними, детектив он или нет! Ворсан вновь накинул сюртук, помедлил мгновение и все же схватил серое короткое пальто.
Тихо открыл замок, оглядел коридор, на цыпочках прокрался к лестнице. С трудом удержал себя от желания перейти на бег, спустился. Парадная дверь оказалась незапертой.
Глоток свежего осеннего воздуха слегка отрезвил.
Гостьи лорда Грегори нигде не было. Ворсан пересек подъездную площадку, провел рукой по аккуратно выстриженной изгороди, все еще мокрой, вошел в парк. Где-то вдали щебетали припозднившиеся птицы, но, кроме них, – ни единого звука. Может, ему показалось?
– Уезжай в город, – раздался хладнокровный голос из-за спины.
Детектив обернулся.
В том же бордовом платье, уже слегка мятом, перед ним стояла Кая. Взгляд был таким же отчужденным и строгим, как сегодня днем, и только меч уже не был в ножнах и свободно свисал вниз в ее правой руке.
– Добрый вечер. – Неожиданно против воли губы растянулись в улыбке. Его первой улыбке с момента вестей о пропаже Джона. – Я Блэк Ворсан, детектив. А вы?..
– Уезжай, Блэк Ворсан, детектив. И как можно скорее.
Что за странное создание? Почему-то он почувствовал себя неловко, как школьник с невыученным уроком у доски, но уходить совсем не хотелось.
Девушка тоже не двигалась с места.
– Ты сама не веришь, что я послушаюсь. Кая, верно?
– Ну и дурак, – хмыкнула она.
– Это моя работа, в город я уеду только с убийцей в кандалах.
Невеселый смех Каи эхом раскатился по сонному парку.
– С удовольствием бы посмотрела, как ты повесишь кандалы на
– А ты оптимистка. Неужели и убийцу знаешь?
– Догадываюсь. Да только ты мне не поверишь. К чему пустые разговоры?
– Кто ты, Кая?
– Гостья. – Улыбка девушки стала хищной.
– Дальняя родственница. Которая неожиданно возникла в особняке после смерти старого графа, служанки и пропажи детектива. – Ворсан попытался и здесь применить свой коронный взгляд. В академии, а потом в отделе его звали волчьим. И боялись.
Но на этот раз что-то пошло не так. Он физически не мог смотреть на эту странную девушку как на остальных. Даже улыбку убирал будто с трудом. В голове творилась полная сумятица.
– Детектив, позволь угадать. Лучшая школа в городе, отличные оценки. И… пожалуй, отец. Тоже детектив, который в детстве драл тебя ремнем за любые огрехи. Поэтому ты старался. Школа, потом академия. Начал с самых низов, потому что отец запретил пользоваться его протекцией. Тебя с детства учили «соответствовать». Быстрая карьера, и вот ты уже следователь. Ценишься в отделе, ловишь преступников. Отец гордится?
– Как? – выдохнул Ворсан.
– Сюртучок слишком чистенький и гладкий. Уезжай, Блэк. Это не область твоей «юрисдикции», как вы говорите, в твоем прилизанном мире нет места необъяснимому. Твой коллега понял это слишком поздно.
– Что с ним, Кая?
– Скушали, – просто ответила девушка.
– Кто?
– Тварь, в которую ты не веришь.
Она вытерла меч о платье и вернула в ножны. А потом молча развернулась и пошла в сторону дома.
– А ты охотишься на тварей? За этим тебя позвали?
Она даже не повернулась.
Ворсан слышал о таких людях – сумасшедших психах, верящих в мистические сказки, и о шарлатанах, которые потрошат их карманы, якобы выполняя работу. Нагоняют жути и дерут цену, делая вид, что борются с темнотой.
Их звали ведьмаками. И закон не поощрял их деятельность.
Кая так и не ответила, скрывшись за парадной дверью.
«Мне кажется, что хозяева верят в некую мистическую составляющую этих смертей. И если от недалекой прислуги я вполне был готов услышать подобное, то от графа Ронда, его супруги, получивших столичное образование, это звучало как минимум дико.
Они стараются не говорить вслух, но в разговорах между собой, что мне доводится слышать, эта мысль звучит намеком.
А еще мне кажется, что они боятся собственного дома. Грязь и пыль, царящая повсюду, никогда не убираются. Электричество до сих пор не проведено. После наступления темноты никто не покидает своих комнат.
В нашем прогрессивном веке я не ожидал наткнуться на подобное невежество» – из дневника Джона Лэйка.
Ночью Ворсан плохо спал. Постоянно чихал от пыли, просыпался от смутного ощущения чужого взгляда – звучало это пошло, но на деле было крайне неприятно.