— И все же. Вы должны хотеть, чтобы все прояснилось, если тут что-то есть. — Я настаивал потому, что это, во-первых, соответствовало характеру, а во-вторых, нельзя быть немного беременным или слегка разоблаченным. Мне не хотелось, чтобы мои друзья были уличены именно Биллом, это было последнее, что я мог для них сделать.
Нам не пришлось посылать за специальным оборудованием. У Пенни была с собой копирка, а у кого-то еще оказалась «вечная» записная книжка с пластмассовыми листами, на которых прекрасно отпечатались мои пальцы. Потом я сказал «до свидания» и ушел.
Мы дошли только до офиса Пенни. Едва открыв дверь, она сразу же хлопнулась в обморок. Я отнес девушку в свой офис, положил на кушетку, сел за стол и затрясся. Это продолжалось несколько минут.
Остаток дня мы оба стоили немного. Хотя и старались придерживаться обычного распорядка, за исключением того, что Пенни отменила под разными предлогами все визиты. В этот вечер я должен был прочитать речь и уже стал подумывать отменить ее. Но в выпуске дневных новостей не было и намека на утренний инцидент. Я понял, что они еще и еще перепроверяют отпечатки, прежде чем рискнуть выступить с разоблачением, — как-никак я почти был премьер-министром Его Величества. Они, должно быть, ждали одобрения своих действий начальством. Так что я решил прочитать речь в запланированное время, раз уж она написана. Нельзя даже было посоветоваться с Даком — он находился в Тихо Сити.
Эта речь была лучшей из всех, которые мне довелось читать. Я был похож на комика, старающегося унять панику в горящем театре. Когда микрофон отключили, я спрятал лицо в ладонях и зарыдал. Пенни стала успокаивающе гладить мое плечо. Мы не обсуждали ужасное событие.
Родж прибыл в двадцать часов по Гринвичу, почти тогда, когда я закончил речь, и сразу пошел ко мне.
Бесцветным монотонным голосом я рассказал ему всю эту грязную историю. Он слушал с бесстрастным лицом, жуя потухшую сигару.
Наконец я сказал почти умоляюще:
— Я должен был дать эти отпечатки, Родж. Вы понимаете? Отказаться значило бы выйти из образа.
— Не волнуйтесь, — сказал Родж.
— Что?
— Я сказал: «не волнуйтесь». Когда рапорт об этих отпечатках придет из Бюро Идентификации в Гааге, вы будете приятно удивлены. Еще большим, но отнюдь не приятным сюрпризом это окажется для нашего бывшего друга. Если за свой совет Билл получил от них деньги, думаю, они выбьют эти тридцать серебреников из его шкуры. Очень надеюсь на это.
Я не мог ошибиться в том, что он имел в виду.
— О Родж, но они же не остановятся на этом. Есть дюжина других мест: Общественная безопасность, например… Да мало ли еще что.
— Вы думаете, мы все это не предусмотрели? Шеф, я знал, что это случится не сегодня, так завтра. С того момента, как Дак дал сигнал выполнять план Марди Гра, началась операция прикрытия. Повсюду. Но я не счел необходимым сообщать об этом Биллу.
Он пососал свою потухшую сигару, вынул ее изо рта и внимательно осмотрел:
— Бедный Билл.
Пенни глубоко вздохнула и снова упала в обморок.
10
Наконец наступил последний день. О Билле мы больше не слышали. Судя по списку пассажиров «Дайаны», он отбыл на Землю через два дня после своего фиаско. Если в выпусках новостей что-то и промелькнуло, я об этом не знаю. Кирога ни в одной из своих речей тоже ни на что не намекнул.
Здоровье мистера Бонфорта постепенно улучшалось, и, наконец, стало ясно, что он будет в состоянии приступить к своим обязанностям сразу после выборов. Паралич у него прошел еще не вполне, но мы придумали, как скрыть это. По окончании кампании Бонфорт отправится отдыхать — обычная практика, удовольствие, в котором не отказывает себе почти ни один политик. Каникулы будут проходить на «Томми» — месте, безопасном во всех отношениях. В один прекрасный момент во время путешествия меня отправят обратно и объявят, что Бонфорта постиг легкий удар, вызванный напряжением предвыборной кампании.
Роджу оставалось уладить кое-какие вопросы, связанные с отпечатками пальцев, но это деле могло подождать.
В день выборов я был счастлив, как щенок, забравшийся в шкаф с обувью.
Игра была закончена, хотя мне предстоял еще один короткий выход. Я зависал для большой сети две пятиминутные речи, в одной из которых объявлял о победе, а в другой — благородно признавал поражение. Когда последнее выступление было записано, я обнял Пенни и поцеловал. По-моему, она была совеем не против.
Оставшийся короткий выход должен был состояться перед нашей командой. Прежде чем отпустить, мистер Бонфорт хотел посмотреть на меня в роли себя самого. Я не возражал Теперь, когда напряжение спало, мне можно было увидеться с ним. Лицедействе ради его удовольствия было для меня чем-то вроде веселого скетча, за исключением того, что все должно было делаться всерьез. Да что я говорю! Игра всерьез — это и есть самое главное в любой комедии.