Мы остановились перед входом в зал, в дальнем конце которого на помосте возвышался пустой трон. По обеим сторонам, во всю длину гигантской пещеры, стояли в ожидании представители дворянства и члены королевских фамилий. Наверное, Патил подал какой-то незаметный знак, потому что раздались громкие звуки императорского гимна, и мы все застыли: полковник — с выражением напряженного, как у робота, внимания; я — с устало-снисходительной миной, приличествующей пожилому перегруженному работой человеку, который должен поступать так потому, что должен; знать — неподвижно, как морозные картинки на стекле. Надеюсь, мы никогда не откажемся от этого пышного двора, роскошно одетых дам и кавалеров со шпагами на боку, выглядящих так великолепно.
Через несколько музыкальных тактов откуда-то сбоку вышел и занял трон он — Виллем, принц Оранский, Князь Нассау, Великий Князь Люксембурга, Командор Рыцарей Священной Римской Империи, Адмирал-генерал имперских вооруженных сил, Советник марсианских Домов, Защитник бедняков, Божьей Милостью Король Нижних Земель, Император Планет и Межпланетного пространства.
Я не мог видеть его лица, но церемония вызвала в душе острое чувство симпатии к Его Величеству. Никогда больше я уже не чувствовал враждебности к монархии.
Король Виллем сел, и гимн прекратился. В знак приветствия он кивнул, и по рядам придворных пронесся легкий вздох. Патил отошел, и я, зажав под мышкой жезл, начал свой длинный марш, слегка прихрамывая несмотря даже на малую силу тяжести. Я чувствовал себя точно так же, как и тогда, когда входил во внутренний дом Кккахграла, за исключением того, что не испытывал теперь страха. Просто ощущал жар в теле и слышал звон в ушах. Попурри из гимнов стран, входящих в империю, сопровождало мое шествие. Музыка менялась от «Короля Кристиана» и «Марсельезы» до «Звездного флага».
Перед первым возвышением я остановился и поклонился; то же самое — перед вторым, и, наконец, отвесил последний глубокий поклон, взойдя на третье, расположенное прямо перед ступенями. Я не преклонил колен — это привилегия дворянства.
Иногда на сцене или по стереовизору мы видим момент представления королю в неправильной постановке. Но Родж не успокоился, пока не убедился, что я усвоил все так, как надо.
— Ave, Imperator!
Если бы я был немцем, то сказал бы «Rex», но я американец. Мы с Виллемом заговорили на латыни, использовав запас школьных знаний вдоль и поперек. Он спросил, что мне нужно. Я напомнил Его Величеству, что он сам вызвал меня и так далее. Наконец король перешел на англо-американский, на котором он говорил с легким «юго-восточным» акцентом:
— Вы хорошо служили моему отцу. Теперь настало время послужить нам. Что вы скажете?
— Воля сюзерена — моя воля, Ваше Величество.
— Приблизьтесь.
Наверное, я слишком хорошо вошел в роль, но ступеньки оказались чересчур крутыми для моей хромой ноги — психосоматическая боль может быть сильнее, чем иная настоящая. Я чуть было не оступился, и Виллем, быстро вскочив с трона, подал мне руку. По залу пронесся глубокий вздох. Король улыбнулся мне и сказал, понизив голос:
— Не обращайте внимания, старина.
Он подвел меня к скамеечке, стоящей перед троном, и заставил опуститься на нее на неуловимое мгновение раньше, чем сел сам. Потом Виллем протянул руку, взял у меня свиток, развернул его и сделал вид, что изучает пустой лист.
Заиграла тихая музыка, и придворные притворились, что заняты своими делами. Дамы смеялись, джентльмены отпускали им комплименты. Мелькали веера. Никто не оставался на своем месте, но и не удалялся от него далеко. Маленькие пажи, выглядевшие, как микеланджеловские херувимы, сновали взад и вперед, разнося сладости. Один из них преклонил колени перед королем, и тот положил в рот конфетку, не отрывая глаз от несуществующего текста. Затем ребенок протянул поднос мне, я взял что-то, не зная, правильно поступаю или нет. Это оказалась одна из тех бесподобных шоколадок, которые делают только в Голландии.
Лица многих из присутствующих были знакомы мне по фотографиям. Здесь, под своими второстепенными титулами князей и графов, присутствовала большая часть безработных королей Земли. Одни говорили, что Виллем содержал их в качестве пансионеров, чтобы придать блеск своему двору, другие — что он хочет присматривать за ними и держать вдалеке от политики и прочих соблазнов. Наверное, справедливо и то, и другое. Кроме представителей некогда правящих фамилий, здесь присутствовала знать более чем дюжины наций. Некоторые из этих людей таким образом зарабатывали себе на жизнь.
Я поймал себя на том, что пытаюсь отыскать виндзорские носы и губы Габсбургов.
Наконец Виллем отложил свиток. Музыка и разговоры мгновенно стихли.
— Прекрасная компания, — сказал он в наступившей тишине. — Мы намереваемся утвердить ее.
— Вы очень милостивы, Ваше Величество.
— Мы все обдумаем и проинформируем вас. — Он наклонился вперед и тихо сказал, только для меня одного:
— Не пытайтесь спускаться спиной вперед по этим проклятым ступенькам. Оставайтесь здесь, я сейчас ухожу.
— О, спасибо, сир, — зашептал я в свою очередь.