— Конечно. Психоз — профессиональная болезнь глав государств. Мои предшественники-короли, те из них, кто действительно правил, все были слегка чокнутые. А посмотрите на ваших американских президентов, которых так часто убивали на посту. За меня же всю работу делают профессионалы, вроде вас. Но зато я беру на себя часть груза забот. Вы или тот, кто находится на вашем месте, всегда может уйти, если дела пойдут совсем уж плохо. А старый император — заметьте, император почти всегда старый, мы занимаем трон в возрасте, когда нормальные люди уходят на пенсию, — император, он всегда здесь, обеспечивает непрерывность правления, представляя из себя символ государства, пока ваши профессионалы бездействуют. — Он мрачно сощурился. — Мой труд лишен романтического ореола, но он
Наконец мы оторвались от его детских поездов и прошли в офис. Я думал, что все кончилось. И действительно, он сказал:
— Пора отпустить вас. Дела не ждут. Путешествие было трудным?
— Не очень. Я все время работал.
— Я думаю. Да, кстати,
Я предпочел бы быть застигнутым полицией на месте преступления, упасть, оступившись в темноте с крутой лестницы или, свалившись ночью с кровати, быть застигнутым мужем своей любовницы в самый интимный момент свидания — что угодно, любая комбинация этих несчастий или даже все сразу — пить бы не слышать этого простого вопроса. Я постарел сразу на несколько лет.
— Сир?
— Моя работа, — сказал он нетерпеливо, — связана с некоторыми привилегиями. Одна из них — слышать от подданных только правду. Вот уже час, как я знаю, что передо мной не Бонфорт — хотя вы играли столь превосходно и так верно передали его манеры, что могли бы одурачить даже родную мать Джозефа. И все же, кто вы?
— Мое имя Лоуренс Смит, Ваше Величество, — сказал я слабым голосом.
— Смелее! Я уже давным-давно мог бы вызвать охрану, если бы хотел. Вы посланы, чтобы убить меня?
— Что вы, сир. Я верен Вашему Величеству.
— Вы избрали довольно странный способ доказать это. Ладно, налейте себе, сядьте и выкладывайте мне все.
Я выложил ему все. Для этого потребовалось гораздо больше, чем одна выпивка. К концу я почувствовал себя значительно лучше. Когда я рассказал о похищении, он нахмурился, но как только речь пошла о том, что они сотворили с разумом Бонфорта, лицо короля потемнело от поистине царственного гнева.
Наконец он успокоился и спросил:
— Это правда, что Джозеф придет в норму через несколько дней?
— Так говорит доктор Капек.
— Не позволяйте ему работать, пока он полностью не восстановит силы. Джозеф очень нужный человек. Вы знаете это, не правда ли? Стоит шестерых таких, как мы с вами. Так что продолжайте свое дело, чтобы он мог прийти в норму. Он нужен империи.
— Да, сир.
— Кончайте это «сир». Раз уж вы остаетесь Джозефом, зовите меня Виллем, как и он. А знаете, как я раскусил вас?
— Нет, си… Виллем.
— Джозеф звал меня так двадцать лет. Я нашел довольно странным, что он перестал делать это в беседе с глазу на глаз только потому, что она была посвящена государственным делам. Но еще ничего не заподозрил. И все же как ни великолепна была ваша игра, я задумался. А когда мы пошли смотреть поезда, все стало ясно.
— Простите, как?
— Вы были слишком вежливы! Раньше я не раз показывал Джозефу свои поезда. И всякий раз он издевался как мог над взрослым человеком, транжирящим время таким способом. Это был маленький спектакль, который мы к обоюдному удовольствию разыгрывали вместе.
— О, я и не знал.
— Да как вы могли знать?
Но я подумал, что должен был бы знать, эта проклятая фарлитека должна была бы подсказать… И только позже до меня дошло, что в фарлитеке не было дефекта, если принять во внимание то, для чего она предназначалась. Она была задумана, чтобы позволить знаменитости помнить детали встреч с людьми менее известными. Но император не являлся таковым — менее известным, я имею в виду.
Разумеется, Бонфорту не было необходимости записывать детали встреч с королем Виллемом! И конечно же, он счел неуместным заносить в картотеку, которую смотрели его клерки, данные о частной жизни сюзерена.
Я не учел этого очевидного факта, хотя и не представляю, как мог бы избежать провала, даже если бы знал, что картотека неполна.
— Вы проделали огромную работу, — продолжал император, — и после риска, которому подвергались в доме Кккаха, неудивительно, что не побоялись взяться за меня. Скажите, видел ли я вас когда-нибудь по стереовизору или где-нибудь еще?
Когда император потребовал назваться, я, конечно, сказал ему свое истинное имя. Теперь мне достаточно было просто назвать свой артистический псевдоним. Он посмотрел на меня, воздел руки и громко расхохотался.
— Вы когда-нибудь слышали обо мне? — спросил я, слегка уязвленный.
— Слышал ли я о вас? Да я один из ваших самых верных поклонников. — Он пристально уставился на меня. — Поразительно, вы выглядите точь-в-точь как Джон Бонфорт. Невозможно поверить, что вы Лоренцо.
— Но это я.