Если бы я был немцем, то сказал бы «Rex», но я американец. Мы с Виллемом заговорили на латыни, использовав запас школьных знаний вдоль и поперек. Он спросил, что мне нужно. Я напомнил Его Величеству, что он сам вызвал меня и так далее. Наконец король перешел на англо-американский, на котором он говорил с легким «юго-восточным» акцентом:
— Вы хорошо служили моему отцу. Теперь настало время послужить нам. Что вы скажете?
— Воля сюзерена — моя воля, Ваше Величество.
— Приблизьтесь.
Наверное, я слишком хорошо вошел в роль, но ступеньки оказались чересчур крутыми для моей хромой ноги — психосоматическая боль может быть сильнее, чем иная настоящая. Я чуть было не оступился, и Виллем, быстро вскочив с трона, подал мне руку. По залу пронесся глубокий вздох. Король улыбнулся мне и сказал, понизив голос:
— Не обращайте внимания, старина.
Он подвел меня к скамеечке, стоящей перед троном, и заставил опуститься на нее на неуловимое мгновение раньше, чем сел сам. Потом Виллем протянул руку, взял у меня свиток, развернул его и сделал вид, что изучает пустой лист.
Заиграла тихая музыка, и придворные притворились, что заняты своими делами. Дамы смеялись, джентльмены отпускали им комплименты. Мелькали веера. Никто не оставался на своем месте, но и не удалялся от него далеко. Маленькие пажи, выглядевшие, как микеланджеловские херувимы, сновали взад и вперед, разнося сладости. Один из них преклонил колени перед королем, и тот положил в рот конфетку, не отрывая глаз от несуществующего текста. Затем ребенок протянул поднос мне, я взял что-то, не зная, правильно поступаю или нет. Это оказалась одна из тех бесподобных шоколадок, которые делают только в Голландии.
Лица многих из присутствующих были знакомы мне по фотографиям. Здесь, под своими второстепенными титулами князей и графов, присутствовала большая часть безработных королей Земли. Одни говорили, что Виллем содержал их в качестве пансионеров, чтобы придать блеск своему двору, другие — что он хочет присматривать за ними и держать вдалеке от политики и прочих соблазнов. Наверное, справедливо и то, и другое. Кроме представителей некогда правящих фамилий, здесь присутствовала знать более чем дюжины наций. Некоторые из этих людей таким образом зарабатывали себе на жизнь.
Я поймал себя на том, что пытаюсь отыскать виндзорские носы и губы Габсбургов.
Наконец Виллем отложил свиток. Музыка и разговоры мгновенно стихли.
— Прекрасная компания, — сказал он в наступившей тишине. — Мы намереваемся утвердить ее.
— Вы очень милостивы, Ваше Величество.
— Мы все обдумаем и проинформируем вас. — Он наклонился вперед и тихо сказал, только для меня одного:
— Не пытайтесь спускаться спиной вперед по этим проклятым ступенькам. Оставайтесь здесь, я сейчас ухожу.
— О, спасибо, сир, — зашептал я в свою очередь.
Он встал, и я тоже вскочил на ноги. Виллем исчез, шурша мантией. Я обернулся и поймал несколько испуганных взглядов. Но вновь заиграла музыка, дворянство и особы королевских кровей занялись разговорами, а я получил возможность незаметно уйти.
В дверях зала возле моего локтя возник Патил.
— Сюда, пожалуйста, сэр, если вам будет угодно.
Шоу было окончено, теперь начиналась настоящая аудиенция. Он провел, меня через маленькую дверь, вниз по пустому коридору, в помещение, выглядевшее совсем как заурядный офис. Единственной вещью, говорившей о королевском звании ее владельца, была резная настенная тарелка с гербовым щитом дома Оранских и бессмертным девизом на нем: «Я правлю!» Еще там стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. На его середине, придавленный грузом в виде пары металлических детских башмачков, лежал оригинал списка, копия которого находилась в моем кармане. В медной рамке стояла фотография покойной императрицы с детьми. У стены располагалось что-то вроде кушетки, за нею был маленький бар. Пара кресел и вращающийся стул возне стола дополняли картину. Остальная обстановка могла бы принадлежать офису не слишком занятого частного врача.
Патил вышел и закрыл за собой дверь. У меня не было времени решить, удобно или нет сесть при таких обстоятельствах, так как император вскоре появился из двери напротив.
— Привет, Джозеф! — сказал он. — Буду через несколько минут.
Большими шагами, в сопровождении двух слуг, на ходу снимавших с него одежду, Виллем проследовал через комнату и исчез за третьей дверью, Он возвратился почти тотчас, застегивая на ходу манжеты.
— Вы шли кратчайшим путем, а мне пришлось сделать крюк. Надо будет настоять, чтобы дворцовый инженер прорезал новый тоннель из тронного зала сюда. А так я был вынужден пройти по трем сторонам квадрата — или пришлось бы идти через общий коридор разодетому, как цирковая лошадь. Я никогда не ношу под этой дурацкой мантией ничего, кроме нижнего белья.
— Сомневаюсь, чтобы на свете была еще какая-нибудь одежда столь же неудобная, как мой обезьяний жакет, сир, — ответил я.
— О да, — фыркнул он, — каждый из нас должен стойко выносить неудобства своей профессии. Вы себе еще не налили? — Он пододвинул к себе список назначений. — Наливайте. И мне тоже.