Грозные чары. Полеты над землей

– Здесь мой адрес, самый постоянный из всех, где меня можно застать, – адрес наших зимних квартир под Инсбруком. Может быть, и вы оставите нам свои адреса? Теперь о вознаграждении за ваши профессиональные услуги…

Но этого я не могла позволить, и он не пытался меня переубедить, только поблагодарил еще раз, а затем, сияющий и умиротворенный, удалился, напоследок снова заверив нас в своей признательности и уважении.

Вместе с Аннализой мы отправились в конюшню. Элмер был занят с белым жеребцом; некрасивая пятнистая лошадь, с которой Аннализа выступала в родео, была уже оседлана и ждала ее, рядом стоял Руди.

Пока Аннализа давала какие-то быстрые объяснения на немецком языке, мимо нас пронеслись с развевающимися гривами и хвостами лошади, готовые к выходу на арену; из большого шатра доносилась громкая музыка. Завидев меня, старина-пегий вскинул голову и заржал. Мы вошли в стойло, и Аннализа почти сразу последовала за нами.

– Я им сказала, но не все, только то, что вы заберете лошадь. Элмер вам поможет. Ой!.. – Она с досадой всплеснула руками.

– Что такое?

– Седло! Я забыла про седло… Вам же нужно и его забрать. – Она повернулась к мужчинам. – Элмер, Руди…

– Послушайте, – быстро сказала я, – если оно на вашей лошади, почему бы не оставить его для цирка? Какое это имеет значение? Мы можем взять другое, если вы настаиваете, но коннозаводчики вряд ли станут уделять внимание подобным пустякам.

Но она упорно стояла на своем, явно желая освободить цирк Вагнера от вещей сомнительного происхождения. Она обратилась к Элмеру с очередным потоком немецких фраз, и Тимоти пошел с ним на другой конец конюшни, чтобы помочь снять с белого жеребца седло, украшенное сверкающими камнями.

– В любом случае, – сказала мне Аннализа, – вам может понадобиться для него седло, и я хочу, чтобы вы взяли именно то, с которым он к нам попал. Но вы же теперь видите, как мы украсили седло для выступлений… все эти побрякушки… Если бы у меня было время их снять…

Я засмеялась:

– Мне понятны ваши опасения. Это совсем не тот стиль, который принят в испанской школе верховой езды! Но не беспокойтесь, я отпорю их, прежде чем передать седло хозяевам. Если хотите получить стразы назад, то скажите, куда их вам отослать. В ваши зимние квартиры под Инсбруком?

Она покачала головой:

– Не надо, это просто мишура, блестящие стекляшки… Пожалуйста, возьмите их и поступайте с ними по своему усмотрению. Некоторые довольно изящные, и мне будет приятно, если они останутся у вас на память… – Но тут ее перебил Руди, сказав ей что-то по-немецки, и она поспешно произнесла: – Это музыка для моего выхода. Прощайте, и спасибо вам обоим. Да поможет вам Бог!

Она неожиданно наклонилась вперед, легкая, как пушинка одуванчика, и поцеловала Тимоти в губы. Затем Руди поддержал ее, она вскочила в седло, и пятнистый конь, глухо стуча мохнатыми копытами, пронес ее между полотнищами занавеса на арену.

Тимоти, с седлом в руках, стоял, глядя ей вслед. Элмер что-то сказал Руди, и тот, улыбаясь, вышел из конюшни, а лилипут подошел к нам со словами:

– Я послал его за уздечкой. Где вы собираетесь разместить лошадь?

– Мы остановились в замке, – ответила я. – Тим собирается отвести пегого туда, и я уже договорилась насчет места в конюшне. Седло могу забрать к себе в машину.

– Боюсь, вам придется здорово потрудиться, чтобы превратить его снова в обыкновенное.

– Пустяки, сделаю это сегодня вечером. Послушайте, вы уверены, что ей не захочется вернуть себе эти украшения? Некоторые из них действительно радуют взгляд… Вот, посмотрите на эту брошку. Она прекрасно выглядела бы на платье – не в жизни, конечно, а в какой-нибудь исторической пьесе… Но в том-то и беда, что эта брошка похожа на настоящую. У каждого возникнет искушение спросить: кто может носить сапфиры такого размера, кроме наследной принцессы?

Я потрогала пальцем брошку, на живую нитку пришитую к луке седла, – нарядные подвески отозвались на мое прикосновение веселой игрой отраженного света.

– А почему бы вам самой ее не надеть? Она вам подойдет. И все равно она еле держится.

Прежде чем я успела возразить, лилипут извлек откуда-то нож, срезал «драгоценность» с луки и вручил мне с легким поклоном, подчеркнуто гротескным, но отнюдь не шутовским.

– Носите и вспоминайте нас всех, gnädige Frau. Это красивая вещица, но рядом с вашими глазами она тускнеет. Вот ваша уздечка. Пусть Руди положит седло к вам в машину. Auf Wiedersehen, mein Herr[42], – обратился он к Тиму, а затем взял мою руку и поцеловал ее. – Küss die Hand, gnädige Frau[43].

Карлик заторопился к выходу; красный клоунский балахон забавно колыхался вокруг его крошечных ножек.

Осмотрев ногу моего пациента, я заключила, что он вполне способен преодолеть пару миль до замка. Поэтому я радостно возвестила Тиму, что им обоим прогулка пойдет только на пользу.

– Я сейчас поеду прямо в замок и буду тебя там встречать. Или ты собираешься остаться и снова посмотреть номер с показом высшей школы?