Грозные чары. Полеты над землей

– Да нет, пожалуй. У меня почему-то такое чувство, что сейчас самое подходящее время уйти, – сказал Тимоти с весьма похвальной решимостью. После первого поцелуя, да еще на публике, это было действительно самое подходящее время.

– И притом для нас обоих, – заметила я. – Тогда auf Wiedersehen[44], Тим, и позаботься о нашей лошади.

Я оставила машину незапертой, прямо у входных ворот ограды поля. К тому времени, когда я подошла к ней, Руди уже успел положить седло на заднее сиденье и вернуться к своей работе. Послышались взрывы аплодисментов – это был выход клоунов. Скоро зазвучат трубы и на арену вылетит белый жеребец – на этот раз лишь с половиной своих «драгоценностей».

Я забралась в машину и потянулась к сумочке, чтобы вынуть оттуда ключи, но в этот момент сообразила, что оставила сумочку в вагончике у Аннализы. Мысленно осыпая себя упреками за задержку – мне не терпелось узнать, приехал ли уже Льюис, – я выскочила из машины и побежала назад.

Сумочка лежала там, где я ее оставила, на стуле под птичьей клеткой. Попугай, без особого аппетита поедавший помидор, с важным видом склонил голову набок и отпустил какое-то хамское замечание на немецком языке.

– Полегче, приятель, – ответила я, подхватила сумочку и, сбегая по ступенькам, столкнулась с Шандором Балогом.

То ли он просто проходил мимо, то ли собирался подняться в вагончик – мне неизвестно, но мы оба двигались так быстро, что я едва не упала, однако он успел меня удержать. Его руки были удивительно сильными, и, должно быть, от неожиданности он не рассчитал силы и схватил меня сильнее, чем это требовалось. Помню, я даже вскрикнула – не столько от испуга, сколько от боли.

Он что-то невнятно пробормотал и выпустил меня.

Не успев отдышаться, я в свою очередь попыталась как-то извиниться, но он резко оборвал меня:

– Где вы были?

Я уставилась на него с некоторым удивлением:

– Что вы имеете в виду?

Он дернул головой в сторону двери вагончика:

– Ее здесь нет. Она на арене или окажется там через минуту. Что вы тут делали? – Он откровенно метнул взгляд на мою сумочку.

Я холодно осведомилась:

– А как по-вашему, что я делала? Занималась воровством?

– Вы с кем-то разговаривали.

– Да, разговаривала. С ним. – Теперь уже настал мой черед кивнуть в сторону вагонной двери.

Он подозрительно уставился на меня, сузив черные глаза, а затем быстро шагнул мимо, заглядывая в освещенный вагончик. Он был полностью одет для своего номера в тот великолепный черный костюм, который, как я уже видела раньше, очень эффектно выглядел на залитой светом арене. Поверх костюма был наброшен длинный плащ, придававший его облику нечто сатанинское, – возможно, именно на такое впечатление он и рассчитывал.

Он обернулся с несколько растерянным видом. У меня мелькнула мысль, что он столкнулся с чем-то неожиданным, не укладывающимся в его планы, и, как видно, разговор со мной он затеял неспроста.

– С ним? С этой проклятой птицей?

– С кем же еще?

– Полегче, приятель, – высказался попугай и метким броском швырнул в косяк двери кусок помидора, который затем шмякнулся на пол.

Венгр открыл рот, собираясь что-то сказать, передумал и закрыл его снова. Заодно он отодвинулся, так чтобы выйти из зоны обстрела помидорными кусками. Я, со своей стороны, едва сдерживала смех. Если бы цирк завтра утром не собирался пересечь границу, я непременно прислала бы попугаю целый ящик помидоров и мои поздравления в придачу.

– Извините, – выдавил наконец из себя Шандор Балог. Этот простой акт вежливости получился у него еще более неприятным, чем предшествующие грубые вопросы. – Я не сразу понял, кто тут бродит. Вы… одеты по-другому. Нас донимают всякие чужаки, которые бродят вокруг и… – Он пожал плечами, не закончив фразы. – И мальчик здесь?

– Да, он в конюшне. – Больше я ничего не добавила, поскольку не видела никакой причины давать Шандору Балогу какие-либо дополнительные пояснения. Мне, конечно, хотелось бы знать, почему – если он не сразу меня узнал – ему пришло в голову заговорить со мной по-английски, но я предпочла не затрагивать эту тему.

Сумерки наполнились звуками музыки из «Кавалера розы», и мне стало интересно: выполняет ли старый пегий свой сольный номер в тесной конюшне? Пожалуй, нет. Наверное, ему для этого требуется уединение.

Я сказала довольно любезным тоном:

– Это музыка Аннализы. Следующий номер ваш. Мы с вами больше не увидимся, так что я хочу пожелать вам доброй ночи и всего хорошего.

Однако он не двинулся с места.

– Где вы взяли это? – Он рассматривал украшение на моей блузке.

– Послушайте, – заявила я, – я же сказала вам, что не промышляю воровством. Это подарок, прощальный, – если угодно, можете называть это сувениром. Но не беспокойтесь, брошка не настоящая, ее сняли с седла липициана. Так или иначе, но на сегодня с меня хватит. Спокойной ночи!