Грозные чары. Полеты над землей

Я резко повернулась и направилась к воротам. В какой-то момент мне показалось, что он собирается сказать еще что-то, но аплодисменты из большого шатра остановили его, извещая о конце выступления Аннализы. Он повернулся, разметав полы черного плаща, и быстрым шагом двинулся в другую сторону.

Противным вибрирующим фальцетом попугай пропел начало песни «О, крылья голубки».

Глава 13

Он стойло нашел для коня своего

И радушный прием для себя самого.

Уинтроп Макворт Прейд. Викарий

Сам граф приветствовал меня, когда я вернулась в замок.

Уже совсем стемнело, и только кое-где светились золотом окна замка. Лампа над сводчатыми воротами проливала небольшую лужицу света на мост, над парадным входом висела еще одна лампа, а другие, в узких проемах окон, разрисовали вымощенный булыжником двор узорами из света и тени. Одинокое освещенное окно в высокой башне снова заставило вспомнить персонажей волшебных сказок: то ли добрую фею в обличье старушки, сидящей за прялкой, то ли Рапунцель с длинной-длинной косой, то ли Эльзу, ожидающую семерых лебедей.

Когда я самым прозаическим образом припарковала машину и поднялась по ступенькам, граф вышел из парадных дверей.

– О, миссис Марч, – произнес он, но сразу же осекся, глядя мимо меня на машину примерно с таким выражением, будто видит небывалую диковину. Я припомнила нашу гипотезу насчет того, что его гостям положено являться в карете шестериком. – Может быть, я неправильно понял… вы ведь хотели поместить лошадь на ночь в конюшню?

– Нет-нет, вы все поняли совершенно правильно, но лошадь приведет позже Тимоти – тот самый молодой человек, который приехал со мной.

– А-а, молодой человек приведет ее, понимаю. – Теперь его взгляд устремился к седлу, лежащему на заднем сиденье машины. Если он и обратил внимание на плебейский блеск цирковых украшений, то ничем этого не выказал. – Вижу, седло вы привезли сами. Йозеф отнесет его на место, а тем временем, я уверен, вы пожелаете посмотреть, где мы устроим вашу лошадь.

– Мне кажется… – начала я, но он уже отвернулся и пошел через двор в его западную часть, обращенную к горе.

Там, по всей вероятности, находились надворные постройки и кладовые замка, разделенные большим сводчатым проходом. От ворот к северо-западному углу (насколько я могла видеть) тянулся ряд арочных проемов меньшего размера; один или два из них были перегорожены тяжелыми окованными дверями, а три ближайших к углу открыты. В темной глубине позади центральной арки поблескивало что-то похожее на капот автомобиля, а в соседней нише виднелся еще какой-то экипаж с ярко сияющими спицами колес. Я не сумела как следует разглядеть, что это за экипаж, но, если судить по его высоте, он вполне мог оказаться каретой, которую при случае запрягают шестериком.

Граф с усилием отворил одну из створок ворот, ведущих в сводчатое помещение, которое могло бы принадлежать какому-нибудь собору недавней постройки, и снял с крюка фонарь. Чтобы его зажечь, граф, к моему разочарованию, воспользовался не огнивом, а самыми обычными спичками. Затем, коротко извинившись за то, что вынужден идти первым, он пошел, держа фонарь как можно выше над головой.

Даже после немыслимой чистоты и идеального порядка скаковых конюшен, которыми владел дедушка Тима, я не была готова увидеть подобное чудо. Надо признать, оно несколько обветшало и заросло паутиной, но в колеблющемся свете фонаря величественность пустых конюшен производила сильное впечатление. Казалось, здесь еще витает дух подлинной готики, успевший уже полностью выветриться в самом замке с его современными удобствами. Ощущение старины было настолько реальным, что в воображении тут же возникала зримая картина давно исчезнувшего жизненного уклада.

Можно было подумать, что с тех давних времен здесь оставалось непреложным и неукоснительно соблюдалось единственное правило: прежде всего позаботься о своей лошади, а уж потом – о себе.

Как видно, в Цехштайне на лошадях не экономили. Помещение имело сводчатый купол, как в церковном храме; арки, образующие свод, опирались на колонны из темного камня с разноцветными вкраплениями, вероятно змеевика. Стены были обшиты на приличную высоту панелями из мореного дуба; досками из того же дерева были облицованы перегородки между боксами – стойла как таковые здесь отсутствовали. Над каждым боксом на стене был высечен большой щит, увенчанный гербом, и, насколько я могла разглядеть в тусклом свете, на щитах имелись надписи, выбитые готическим шрифтом. Я не могла их прочесть, но догадалась, что это имена прежних, давно умерших лошадей, некогда обитавших именно в этом боксе. И не приходилось удивляться, что ясли в боксах оказались из мрамора.