Грозные чары. Полеты над землей

От удара я больно стукнулась о спинку кровати. Как только я попробовала приподняться, последовал новый удар. Точно не помню, но, кажется, я больше не сопротивлялась. В любом случае это было бы бесполезно. Несколько следующих минут я была скована шоком, страхом и болью; оставив всякую надежду убежать или позвать на помощь, я, вжавшись в подушки, старалась (без особого успеха) свободной рукой защитить лицо. Даже не знаю, бил ли он меня еще. Думаю – да, но в конце концов, увидев, что я полностью усмирена и запугана, он выпустил мою руку и отступил на полшага от кровати.

Я прижала ладони к избитому лицу и никак не могла унять дрожь, сотрясавшую мое тело.

– Посмотри на меня.

Я не шевельнулась.

Его голос изменился.

– Посмотри на меня.

Медленно, словно опасаясь содрать кожу на щеках, я отняла руки от лица и посмотрела на него. Теперь он стоял в ногах кровати, как раз на границе освещенного ночником пространства, но я понимала, что ему ничего не стоит достать меня молниеносным прыжком тренированного акробата; к тому же я все равно не могла бы убежать из-за пистолета, который он держал в правой руке.

Пистолет слегка передвинулся.

– Видишь это?

Я молчала, но и без слов было ясно, что я хорошо разглядела предмет у него в руке.

Он сказал:

– Вы только что убедились, что в таком месте, как это, кричать практически бесполезно. Между вами и коридором – две двери, да и стены, полагаю, в полметра толщиной. К тому же в любом случае здесь присутствует только этот мальчик, не так ли? Он довольно далеко, в другом конце коридора, и наверняка спит как младенец… но даже если вы, мадам, успели его разбудить, то ему будет только хуже. Понимаете?

Я поняла очень хорошо и на этот раз кивнула.

– Превосходно… если же вы попробуете снова дотронуться до телефона, вам это дорого обойдется.

– Что вам надо? – Я хотела, чтобы это прозвучало с гневным достоинством, но вышло нечто вроде слабого шепота.

Я откашлялась и попыталась еще раз – и опять ничего похожего на мой собственный голос. Я заметила, что он улыбается. При виде этой улыбки где-то внутри меня зажглась искорка гнева, посылая слабый проблеск тепла сквозь холод и страх.

– Вы кого-то ждали, если я не ошибаюсь. – Улыбка стала шире. – Или мадам принимает радушно всех, кто приходит к ней в комнату?

Он облокотился на спинку кровати, небрежно держа пистолет и глядя на меня презрительно и в то же время оценивающе. Маленькое пламя у меня в душе вспыхнуло и начало разгораться. С удовлетворением убедившись, что мой голос теперь звучит твердо и холодно, я процедила:

– Вы, по-моему, могли заметить, насколько радушно я встретила вас.

– Ах да, конечно, такая добродетельная леди. Вообразили, что муж все-таки приехал, да?

Итак, его первое замечание было просто пошлой хулиганской издевкой. Такой же оскорбительный смысл он каким-то образом ухитрился вложить в свои последние слова, а я мимоходом успела подумать: почему это ни одной нормальной женщине не нравится, когда ее называют добродетельной? Но моя ирония быстро улетучилась вместе со всеми сиюминутными страхами, когда он упомянул моего мужа. Я начала размышлять.

Этому бандиту было известно, что Льюис должен приехать, и он узнал, что тот задерживается. Следовательно, он вломился ко мне в комнату, явно рассчитывая застать меня одну… Не имея каких-либо дополнительных сведений, я была вправе допустить, что Шандор Балог – тот самый противник, который фигурирует в секретном расследовании Льюиса и имеет непосредственное отношение к загадочной драме в цирке. И если он пришел выведать что-нибудь насчет Льюиса, то скоро для меня многое прояснится. Сердце билось так, словно хотело выскочить из груди. Я сглотнула и проговорила довольно уверенным тоном:

– Вы же пришли сюда не ради того, чтобы меня оскорблять. Так зачем вы пришли? Какое вам дело до того, когда должен приехать мой муж?

– Никакого, моя дорогая леди, за исключением того, что я вряд ли сумел бы прийти… как сейчас… будь он здесь.

– Но как вы определили, что его здесь нет? Если на то пошло – как вы вообще узнали о его приезде? Я никому в цирке не говорила.

Он быстро пожал плечами. Его атлетическое сложение сейчас особенно бросалось в глаза. Разумеется, он сменил свой артистический костюм, но был все так же одет в черное – в темные обтягивающие брюки и черную кожаную куртку, которая сидела на нем как влитая и почему-то усиливала его сходство с диким зверем.