Тут я вспомнила, как профессионально повел себя Льюис, оказавшись перед камерами кинохроники. И сейчас, когда до него донесся шепот из темноты, он позаботился о том, чтобы нечаянным упущением не сыграть на руку возможному наблюдателю. Машина остановилась почти рядом со мной. Льюис спокойно вышел из нее, оставив мотор включенным, и очень тихо произнес:
– Ванесса?
В следующий момент я очутилась в объятиях мужа и, сжимая его так крепко, что едва не удушила, могла только повторять: «Любимый мой, любимый, любимый…» – снова и снова.
Он переносил это со стоическим терпением, прижимая меня к себе одной рукой, а другой успокаивающе похлопывая по спине, как обычно поступают с испуганной лошадью. Наконец он мягко отстранился:
– Ну и ну. Вот это приветствие! Что случилось? – Внезапно от ласковой шутливости его тона не осталось и следа. – Твое лицо… Что тут стряслось? Несчастный случай?
Я уже успела позабыть про синяки на щеке, и только теперь ко мне вернулось ощущение боли.
Я дотронулась рукой до лица:
– Этот тип… из цирка… Шандор Балог, венгр… ты понимаешь, о ком я говорю. Он здесь, где-то поблизости, и, ох, Льюис…
Мой голос предательски дрогнул, и шепот почти сорвался на крик. Всхлипнув, я прикусила губу и снова прильнула к Льюису.
Он сказал:
– Успокойся, милая, все в порядке. Ты имеешь в виду того канатоходца? Это он так обошелся с твоим лицом? Ну же, моя дорогая, послушай, теперь все хорошо… все позади. Я здесь… Ни о чем больше не беспокойся. Просто расскажи мне. Ты ведь сумеешь рассказать обо всем и по возможности быстро?
Чувствовалось, что он встревожен и очень рассержен, но почему-то совсем не удивлен. Я подняла голову:
– Ты приехал сюда под именем Ли Эллиота потому, что знал про него?
– Нет… не про него. Но я ожидал худшего: могло случиться так, что я снова был бы вынужден пристроиться к цирку. Но возможно, надобность в этом теперь отпадет. Если уж дело идет к развязке, то молю Бога, чтобы все разрешилось по эту сторону границы. Ну давай, дорогая, рассказывай.
– Да-да, постараюсь, но он где-то рядом, Льюис. Он где-то здесь, и у него пистолет.
– И у меня тоже, – будничным тоном заявил мой муж, – и нам надо постараться увидеть его прежде, чем он нас. Что за этой дверью?
– Черный ход; полагаю, где-то поблизости от кухни. Я выбиралась сюда этим путем из подвала.
– Бедняжка моя. Отойдем-ка сюда, за машину… Если он появится из черного хода, мы его схватим, а если войдет через арку, мы его увидим первыми. Только говори потише. Теперь, пожалуйста, Вэн, если тебе не трудно…
– Я уже пришла в себя. Все в порядке. А началось с того, что Аннализа доверила нам старого пегого жеребца, принадлежавшего ее дяде Францлю. Вот мы и договорились вечером привести коня сюда наверх. И еще мы прихватили с собой седло и сбрую…
Стараясь быть как можно более краткой, я сжато изложила ему все случившееся, включая и то, что касалось брошки и портрета.
– И мне кажется, он снова вернется в мою комнату, – закончила я. – Там на полу валяются брошь и стразы. Он сказал – они ничего не стоят, но, по-моему, он это наврал для отвода глаз. А еще он заявил, что продает «иллюзии для убогих» и что на иллюзии всегда есть спрос. Кроме того, Шандор хотел – не понимаю зачем – во что бы то ни стало забрать седло, а раз так, он непременно явится в конюшню, чтобы проверить, действительно ли я положила седло в ящик для зерна. И потом, он почти наверняка видел, как ты приехал, а если нет – то слышал и теперь будет дожидаться, пока ты войдешь в дом, чтобы незаметно ускользнуть. Льюис, если ты не пройдешь через парадную дверь, Шандор заинтересуется – почему, а увидя тебя, конечно, узнает, и тогда…
Но Льюис, казалось, почти не слушал. Продолжая обнимать меня, но уже с каким-то отсутствующим видом, он, склонив голову, погрузился в размышления.
– «Иллюзии для убогих», – тихо повторил он. – Я начинаю понимать… И еще ему нужно это седло, верно? – Он поднял голову, и в его шепоте зазвучало ликование. – Ей-богу, сдается мне, ты ему всю игру испортила и к тому же разорила вчистую! Нет, расскажу тебе позже. Где конюшни? Следующая дверь?
– Да, рядом с каретой, а вон там – выход во двор.
– Ясно. Он не станет возвращаться в твою комнату; думаю, можно считать, он говорил правду и эти «драгоценности» на самом деле всего лишь бутафория. Ему просто незачем было врать – и тут же разбрасывать камни по полу, ведь он уже показал тебе свое истинное лицо и, вероятно, собирался так или иначе от тебя избавиться. Нет, он интересовался брошью по одной-единственной причине: это означало, что ты зачем-то трогала седло… А оно ему по-прежнему необходимо, из чего следует – он непременно наведается в конюшню. Как ты считаешь, у него было время спуститься с крыши, забрать седло и проскочить по мосту до моего приезда?
Я постаралась мысленно восстановить ход событий.
– Трудно судить, кажется, будто прошла вечность, но думаю, это заняло несколько минут… Нет. Я точно уверена – не мог.