Однако он не спешил уйти. Я навострила уши, чтобы понять, что он делает, но не могла угадать… Снова какое-то шуршание, его шумный вздох, а через минуту я могла бы поклясться, что слышу звук рвущейся ткани. Поскольку «драгоценностей» на седле больше не осталось и ему нечего было отпарывать, вероятно, он распарывал само седло. Льюис был прав: украшения действительно не представляли никакой ценности; должно быть, в седле хранилось что-то еще. Не желая целиком тащить неудобный груз, Шандор предпочел задержаться и вынуть из подкладки то, что так старательно туда зашил. Я вспомнила следы многократного ремонта и его предложение починить сбрую.
Две минуты, сказал Льюис. Сидя в темном ящике, трудно судить о времени. Могло миновать две минуты, четыре или сорок, но, думаю, вряд ли прошло многим больше двух минут, которыми собирался ограничиться Льюис, когда совершенно неожиданно звуки за стеной прекратились.
В последовавшей тишине я снова уловила щелчок задвижки и приближающиеся шаги. Вошедший двигался тихо, но не таясь.
Не веря себе, я с ужасом услышала голос Тимоти.
– Кто здесь? О-о, герр Балог? Что вы тут делаете? – Голос Тима теперь звучал сердито. – С какой стати вы вытворяете это с седлом? Послушайте, что все-таки здесь происходит? И где Ванесса? Ах ты…
Топот, шум недолгой потасовки; крик Тимоти, сбитого с ног, глухой звук падения и стремительно удаляющиеся шаги. По этим звукам я смогла понять, каким путем следовал Шандор к двери конюшни, потом во двор, где он круто срезал угол, и наконец на мост за воротами, откуда шаги уже не были слышны.
– Тим!..
Каким-то образом я открыла дверцу кареты, оступилась на выходе, пропустив единственную ступеньку, и едва не упала. Свет исчез вместе с Шандором, но я нащупала ручку дверцы, и пальцы сами нашли ключ весьма внушительных размеров. Буквально в считаные секунды я распахнула огромную дверь и влетела в конюшню.
Лунный свет тускло сочился сквозь затянутое паутиной окошко напротив стойла Гране. Рядом с ящиком для зерна, скрючившись на полу возле останков выпотрошенного седла, лежал Тимоти. Я упала на колени рядом с ним и едва не захлебнулась благодарственным воплем, когда он шевельнулся. Тим поднес руку к голове и с трудом приподнялся, опираясь на локоть.
– Ванесса? Что случилось?
– Как ты, Тим? Куда он тебя ударил?
– По голове… нет, он промахнулся… шея… проклятье, больно все-таки, но, полагаю, ничего страшного. Эта свинья Шандор, ты знаешь, что…
– Да, знаю. Не беспокойся сейчас об этом. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты свалился с таким жутким грохотом! Я подумала, ты врезался головой в ящик для зерна.
– Нет, не головой. Кажется, локтем. Черт, это действительно локоть. – Тим уже сумел сесть и теперь энергично растирал локтевой сустав. – Знаешь, он, по-моему, парализован… а вдруг так до конца жизни останется? Ух, мерзкая свинья. Он, конечно, смылся? Послушай, он распотрошил седло. С чего бы?..
– С чего бы?.. – Эти слова эхом прозвучали из темноты прямо позади нас; и мы оба так и подскочили, словно преступники, застигнутые врасплох. Из нас обоих – Тимоти и меня – получились бы никудышные агенты спецслужб. Это вполне мог оказаться Шандор, сочти он необходимым вернуться, но, к счастью, вернулся не он, а Льюис. Однако на какое-то мгновение выражение его лица непостижимо изменилось: могло показаться, что это вообще не Льюис. Сейчас он выглядел столь же опасным, как Шандор, и будто явился из того же мира.
Эта пугающая метаморфоза сохранялась не дольше секунды, и револьвер в его руке исчез едва ли не раньше, чем мы успели его разглядеть. Льюис сказал:
– Тимоти, это ты? Кажется, ты поймал его с поличным. Какого дьявола тебя понесло сюда? Ладно, не имеет значения, он улизнул, и я должен его догнать. Ты видел, что именно он взял?
– Какие-то пакеты, плоские… примерно такого же размера, как образцы стиральных порошков… ну, те, которые разносчики суют через порог в руки хозяевам. – Тимоти оставил в покое локоть и начал неуклюже подниматься на ноги. – Но один все-таки остался, я на него упал.
Мальчик еще не успел оторваться от пола, как Льюис выхватил пакет, сделанный, по-видимому, из полиэтилена. Он был продолговатым и плоским, чуть больше почтового конверта. Льюис извлек откуда-то нож, осторожно надрезал угол, понюхал и, вытряхнув несколько крупинок порошка на ладонь, попробовал на язык.
– Что это? – спросил Тимоти.
Льюис не ответил. Он загнул разрезанный угол, снова сунул пакет Тимоти в руки и отрывисто распорядился:
– Сохрани это для меня, никому не показывай. Ты как, не очень пострадал?
– Да нет, все нормально.
– Оставайся с Ванессой.
– Но я…
Однако Льюис уже отошел. Я слышала, как дверь автомобиля открылась, а затем захлопнулась, когда он забрался внутрь. Заработал мотор.
Когда «мерседес» выехал задним ходом из каретного сарая, я вскочила и бросилась во двор. Автомобиль вкатился под арку и остановился. Я подбежала к правой дверце и взялась за ручку. Потянувшись через сиденье, Льюис щелкнул замком, и я распахнула дверцу.
– Да?