Группа поддержки для выживших девушек

– Ну, конечно, а как же еще, Трусливый Лев, – говорит Хизер, бросая окурок в бутылку «Перье», где тот гаснет с шипением. – Мэрилин хоть знает, что ты здесь?

– Она попросила меня подождать, – говорю я и сажусь на пол спиной к стене у входной двери. Это единственное здесь место, недоступное для пуль, летящих через широко открытые кухонные окна. – Она сказала, что поговорит со мной через пятьдесят минут.

– Ну да, – говорит Хизер. – Одно лицо – гость дома, два – уже толпа, и я пришла первой.

– Ты почему здесь? – спрашиваю я.

– Мой гребаный дом сгорел, и все мои вещички сгорели, – говорит она. – Я прихожу к Мэрилин. Эта сука денег не считает. Куда ты идешь? На твоих глазах ранят Джулию, а ты убегаешь, плача как ребенок? Что ж, места в доме Мэрилин нет.

– Мне нужно поговорить с Мэрилин, – говорю я. – Это серьезно.

– Иди в зад, какое тут «серьезно», – говорит Хизер. – Ты была наверху? Там долбаное джакузи. Чтобы меня оттуда вытащить, понадобится немалая сила, и при этом я все время буду отбиваться.

– Ты вообще представляешь, что происходит? – спрашиваю я.

– Я точно знаю, что происходит, – говорит Хизер. – У Мэрилин такой большой дом, что она не знает, что с ним делать. Я думаю, я оказываю ей услугу, оставаясь здесь, пока Джерри отсутствует. Устроюсь в этом элегантном маленьком гостевом доме на какое-то время. У нее слуги – будут выполнять любую херню, какая придет мне в голову. Мы с ней тут переждем, пока все это не кончится. Я бы сказала, что ты могла бы остаться и прикрывать меня, но я вовсе не жажду смерти.

– Тебя разыскивает полиция, – говорю я ей.

– И что в этом нового? – говорит она. – Я спала в лесу за диспансером. О’кей, время для честного разговора: я вырубилась на хер. После группы? Вы, суки, задолбали. Адриенн мертва? Вот такого рода говно и вынуждает меня пьянствовать. И вот я взяла немного денег, купила маленькую бутылку «Смирнофф Айс» и устроила себе развлекуху в лесу. Проснулась от жуткой головной боли и вернулась домой как раз вовремя, чтобы своими глазами увидеть: все мои вещички горят и повсюду ползают копы. Я сажусь в такси, и через сорок пять баксов – йоу, домик, я – французский принц Бел-Эйра[38].

– Кто-то на нас охотится, – говорю я.

– Я собираюсь плавать, – говорит Хизер. – Привести себя в форму. Потерять немного этой рыхлости.

Она вытаскивает невидимую складку жира над поясом своих джинсов и сотрясает ею. Хизер – клубок проволочных вешалок, втиснутых в джинсы, а они у нее такие драные – дальше просто некуда, и покрыты пятнами, но она все еще считает, что у нее сохранился весь ее детский жирок, какой был в школе.

– Нам нужно выработать стратегию, – говорю я, игнорируя ее дисфункцию.

– Стратегию? – Хизер смеется и роется в своей сумочке. Она достает самокрутку и зажигает ее от прежней сигареты. Судя по запаху, это не табак.

– И что ты собираешься делать? Одеться как Бэтгерл и отправиться шляться по городу?

– Откуда этот человек узнал, где находится твой диспансер? – спрашиваю я. – Откуда они знают, где жила Адриенн?

Но я еще не успеваю закончить вопросы, как ответ уже появляется у меня в голове: из моего компьютера. Вероятно, там где-то были их адреса.

– Диспансеры полны заядлых курильщиков, – говорит Хизер. – У них вечно во рту сигарета. Перестань пытаться быть героиней. Все тебе сочувствуют, потому что у тебя ОКР. Обсессивно-компульсивное расстройство.

– Я знаю, что такое ОКР, – говорю я.

– Я знаю, что такое ОКР, – передразнивает она меня. – Гребаный ты Форрест Гамп, ты в дверь не можешь войти без нервного срыва, и ты собираешься всем помогать? Ты сама и одеться толком не можешь. Ты вообще похожа на какого-нибудь двенадцатилетнего малолетку. В ту секунду, когда говно попадает в вентилятор, ты даешь стрекача, как Бэмби.

– Мы должны заботиться друг о друге, – говорю я.

– Это прекрасно, – говорит она. – Но ты настолько чокнутая, что могла подстроить все это ради сохранения группы. Из всех ты самая-самая шизанутая в том, что касается цепляния за прошлое.

И в этот момент вселенная, словно в подтверждение слов Хизер, показывает мое прошлое на экране телевизора.

– Включи погромче, – говорю я.

– Включи сама, – говорит Хизер и поворачивается к плазменному экрану. – Конский хвост, это же твой бойфренд.

На экране Гарретт П. Кэннон, и я замираю. Время было жестоко по отношению к нему. На нем ковбойская шляпа и галстук-шнурок, всё в кремовых и светло-серых тонах. Он отрастил пушистые белые усы, возможно, для того, чтобы придать своему пожухлому старому лицу хоть какой-то объем. Кожа на его шее провисла складками. Он все еще отбеливает зубы, но они выглядят слишком белыми на фоне загорелой кожи.

Пробегают титры в нижней части экрана: «Шокирующие откровения в «Бесшумных ночных убийствах». Я смотрю, загипнотизированная влажным двигающимся ртом Гарретта, тем, как он наслаждается под камерами, словно рептилия, греющаяся на камне под солнышком. Если есть такой человек, с которым я бы не хотела встретиться еще раз, так это с ним.

У него голос размером с мышь. Я не могу сдержаться. Я нахожу дистанционный пульт и прибавляю звук.