Homo cinematographicus, modus visualis

В 1992 году исчезли все деньги, вся моя книжка обнулилась буквально за несколько месяцев, хотя мне всего-то нужна была овсянка на молоке, но, оказывается, нужно было варить на воде, потому что молоко стоило безумных денег. У меня там, по-моему, на книжке было тридцать тысяч этих советских денег… И, собственно говоря, я выжил чисто физически в это время, потому что Егор Владимирович Яковлев – был такой главный редактор «Московских новостей», а потом «Общей газеты» – взял меня в «Общую газету» и сказал: «Юра, пиши, что хочешь». И я раз в две недели писал то, что хотел, это были не политические рассказы, подобие очерковой прозы, очерков из деревенской жизни, которую я неплохо знал тогда, да, в общем-то, и сейчас, наверное, знаю, но несколько хуже – тогда я просто жил много в деревне. И он мне платил 500 долларов. А с 2000-х пошло – эти тучные годы, и вдруг опять в кино хлынули деньги. И уже тогда мы сделали «Молоха», который в Каннах получил приз за сценарий. И уже как-то до 2008 года я делал то, что хотел.

Я мог осуществлять и проекты Александра Николаевича по его предложениям, я мог осуществлять собственные проекты с другими режиссерами. Не всегда, к сожалению, они были удачными, так скажем осторожно.

А возвращаясь к картине «Посвященный», – я не знаю, какое впечатление она окажет сейчас. Может, это все покажется претенциозным и скучным, не исключено. Но для нас это была этапная картина, судьба которой лишний раз подтвердила низменность кинематографического мира. Если картину вообще никто не смотрит, то ее как бы и нет. Вот с литературой что-то другое, литература может отлежаться, может кто-то ее откопать, а кино – некая другая материя. Кино, во-первых, быстрее стареет, эстетика кино быстро довольно стареет. То есть посредственную картину, сделанную десять или двадцать лет назад, уже невозможно смотреть.

Есть картин тридцать в кино, которые можно смотреть всегда. Чаплина можно смотреть всегда, «Слово» Дрейера я могу смотреть всегда, «Причастие» Бергмана я могу смотреть всегда. Я, вообще, на самом деле не знаю, наберется ли тридцать для меня… А вот более-менее хорошие картины и посредственные, они очень быстро стареют. Тягучий ритм, которым мы тогда увлекались, наверное, уже слишком чрезмерен для современного зрителя, даже арт-хаусного.

Ну вот, собственно говоря, судьба этой несчастной картины, которая начиналась, как очень благополучная. Тогда я был доволен. Сейчас как бы я к ней отнесся, не знаю. У меня есть пиратская копия, вся в розовых тонах, просто переснятая с экрана (на DVD она не выходила), и я когда ее поставил, просто понял, что не смогу смотреть – там провал изображения, там просто ничего не увидишь. И я ее не пересматривал.

«Господин оформитель» я недавно пересмотрел, она вышла в очень хорошем качестве, не помню, на «Ленфильме» или на «Мосфильме», кто выпускал, с хорошим звуком. Картина, конечно, смешная, я много смеялся, мне страшно не было, но мне было смешно. А «Посвященный»… Даже и не знаю, как сказать…

«Ангел Истребления» должен был называться этот фильм, но нам сообщили, что у Бунюэля, которого мы тогда не видели, есть такая картина. Кто-то сказал из киноманов, что, ребята, давайте, как-нибудь по-другому. Долго мы искали название, я уж не помню даже, какие… Олег много каких-то абсолютно безумных названий предлагал. Но вот сошлись на «Посвященном».

Мы с Гором [Оганесяном, исполнителем главной роли] вращались с одной тусовке поэтической. У меня с Гором были хорошие отношения. Кто привел его на картину – не знаю, по-моему, не я. Может быть, Паша Каплевич.

Это была такая московская богема, я в ней участвовал, читал стихи, там «Клуб поэзии», Гор на чем-то играл… Хороший очень парень, и что потом с ним стало? Он вообще живой?..[140] Слава Богу, что живой, потому что люди из богемы очень быстро…

У Олега было это чутье – у обоих актеров или персонажей очень крупная лепка лица, киногеничная. Но, видите, Авилов вообще отошел, и, фактически, у Авилова-то в кино это чуть ли не единственная роль в «Господине оформителе», действительно заметная. Я видел какие-то странные вещи – клип Анжелики Варум, снятый в Венеции, Авилов играет скрипача на мосту… Но у него было много театральных работ, и играл он в таком стиле Высоцкого, то есть он играл самого себя, но на такой «бычьей жиле» – с хрипом, со стонами, с энергетикой, которой не всегда хватало.

ЛН: А как появился Сергей Курехин, написавший музыку к обоим фильмам?

ЮА: С Курехиным – следующее. Курехин – это всецело Олег. Я знал московскую богему, но питерскую не знал. Я знал тут всех московских писателей, поэтов-концептуалистов, Сергея Летова из музыкантов, вместе выступали кое-когда, Дмитрия Александровича Пригова, многих, а питерскую я не знал. Олег же знал питерскую и, я думаю, что это очень хороший был ход у Олега, пригласить Курехина, попросить его написать музыку к обеим картинам.