Homo ludens

В 1951 году исполнялось девяностолетие романа Чернышевского «Что делать?». Меня вызвал зам главного редактора «Литературной газеты» Борис Сергеевич Рюриков и спросил, что у меня есть к этой дате. Признаюсь, что еще ничего не заказано. Он говорит, чтобы я немедленно этим занялся, времени осталось в обрез. Только я вернулся в свою комнату – телефонный звонок. Говорит Мариэтта Сергеевна Шагинян. Оказывается, у нее есть для нас большая статья – раздумья о романе «Что делать?».

– Мариэтта Сергеевна, да вас просто бог послал. Нам очень нужна такая статья и…

– Подождите, – перебивает она, – я вам даю статью с одним непременным условием: там есть один абзац совершенно (радостный смех) бредовый! Но без него я печатать статью не позволю.

Ну, думаю, если сама Мариэтта Шагинян считает абзац бредовым – что же это такое? Впрочем, ладно, разберемся – посылаю курьера, забираю статью и нахожу тот самый абзац. Он обведен синим карандашом, и сбоку написано крупными буквами, с нажимом: «Без этого абзаца печатать статью запрещаю». Читаю – ужас! В одном абзаце Мариэтта Шагинян пишет о гениальных трудах по языкознанию, о высоком качестве выпечки булочек в дореволюционной России и о том, почему она порвала с христианством. Какой-то невообразимый заворот строк.

Иду к К. М. Симонову, сообщаю о статье и об абзаце. Он совершенно спокойно говорит:

– Засылайте в набор, там будет видно.

И вот настал день верстки, безумный день.

Я сижу в своей комнате, на столе – статья Мариэтты Шагинян с совершенно непроходимым, запредельным абзацем. На пороге появляется Валерий Алексеевич Косолапов, второй зам Симонова, дежурный член редколлегии по номеру. На нем черные рабочие нарукавники, резко контрастирующие с его белым от волнения лицом. Показывая на полосу со статьей и на абзац, он растерянно вопрошает:

– Что это такое?

Мы идем к Симонову, там уже все члены редколлегии, каждый предлагает свой способ обезвредить статью, удалить крамольный абзац.

Симонов поручает мне вместе с Т. К. Трифоновой поехать к Шагинян и уговорить ее отказаться от абзаца. Уговорить Шагинян! Это все равно что уговорить бурю, шторм, цунами. Провести задушевную беседу с действующим вулканом. Попытаться плыть вверх по водопаду.

Тамара Казимировна, мое начальство, зав отделом критики, настроена бодро, в успехе не сомневается.

Мы приезжаем к Мариэтте Сергеевне. Она и слушать не хочет. Тамара Казимировна то и дело мне тихо шепчет: «Сейчас я ее уговорю», но Мариэтта Сергеевна действительно вулканирует. Кажется, в злополучном абзаце – вся ее жизнь и судьба. Она требует, чтобы мы отвезли ее в редакцию и отдали статью. Легко сказать – статья занимает пять колонок полосы из шести сверху донизу.

В редакции Шагинян садится внизу, в вестибюле, подняться наверх отказывается и твердит только одно: верните статью.

Я как парламентер поднимаюсь к К. М. Симонову на четвертый этаж. Он невозмутимо произносит:

– Что ж, пригласите ее ко мне. Придется с ней поговорить.

Я пытаюсь объяснить, что она не пойдет. Но в его голове просто не умещается, что кто-то не захочет принять его приглашение. И он повторяет:

– Хорошо, пусть зайдет.

Я твержу свое, он – свое, до тех пор пока В. И. Коротеев, ответственный секретарь газеты, не выпаливает:

– Да он же тебе десять раз уже сказал, что она не хочет к тебе идти, не хочет! И не пойдет.

Только теперь Симонов понял, что происходит, он встает и заявляет официально, как на дипломатическом приеме:

– Тогда я попрошу таким образом. Попросите Мариэтту Сергеевну ко мне…

– Не пойдет!

– …и если она откажется ко мне прийти, передайте, что я крайне сожалею и статью снимаю.

Коротеев хватается за голову: снять статью – значит оставить без материала почти всю полосу.

Я, уже несколько пошатываясь, спускаюсь вниз. Там Трифонова все так же уверенно и так же безуспешно пытается переубедить Мариэтту Шагинян. Она делает мне знак: не мешайте, мол, сейчас я ее уговорю.

Но я – официальное лицо. Передаю Шагинян приглашение главного редактора. В ответ, естественно, крик: не пойду! Тогда я уведомляю, что он крайне сожалеет и статью снимает. Последние слова вызывают у Мариэтты Шагинян настоящий восторг. Схватив у меня статью, счастливая, возбужденная, со сверкающими глазами, она идет к редакционной машине как победительница.

Неунывающая Трифонова сокрушается:

– Жалко, я бы ее уговорила.

А в кабинете Симонова начинают обсуждать – что делать с полосой, оставшейся без главного, почти единственного материала. Перебирают все, что есть в загоне. И набранные статьи, не имевшие никаких шансов выйти в свет, поспешно ставятся в полосу. Наутро, когда выйдет газета, авторы, потерявшие всякую надежду увидеть свои статьи напечатанными, вдруг с радостным удивлением обнаружат свои материалы на газетной полосе.

На следующий день я звоню Асе Берзер, которая редактирует книгу М. С. Шагинян, рассказываю все перипетии безумного дня верстки. Она звонит Шагинян:

– Мариэтта Сергеевна, говорят, вы вчера бушевали в «Литературной газете»?

М. С. Шагинян весело рассмеялась:

– Такие чудаки! Не могли меня уговорить.

1951