В общем, когда прошли отведенные мне сорок минут, я произносил девятую фразу, Чехову было всего шестнадцать лет.
Но мое время истекло, и я мрачно сказал: «Умер Чехов в 1904 году». Снова смех, аплодисменты, веселые выкрики и общее ликование.
Только потом я узнал, что переводчик вовсе и не переводил моей лекции, а рассказывал разные анекдоты и непрерывно проезжался на мой счет.
На таких неудачах я рос и мужал как лектор.
И когда мне предложили прочитать лекцию о Чехове в районной библиотеке, я даже готовиться не стал. Чего там!
У входа в библиотеку стояли две девушки.
– Вы на лекцию? Заходите.
Я с достоинством отвечал:
– Я лектор.
– О, тогда проходите в эту дверь.
Сзади себя я услышал яростное перешептывание и чей-то голос: «Как просто держится!»
Стараясь держаться как можно проще, я вошел в комнату. Меня встретила директор библиотеки:
– Понимаете, в чем дело, у нас в библиотеке был ремонт, потом он кончился, но наши читатели не знают, что он кончился, и поэтому еще не ходят… Впрочем, идемте. Медлить нельзя.
Она повела меня в читальный зал. Там сидело человек тринадцать (считая меня и ее). Они сосредоточенно занимались, готовились к сессии.
– Закройте дверь, никого не выпускать, – скомандовала директор тихо, но решительно. И громко объявила:
– Товарищи! Сейчас вам придется прослушать лекцию о Чехове. Я предупреждала. – И добавила вполголоса, обращаясь ко мне: – Начинайте скорей, не мешкайте.
Бедняги читатели охнули от неожиданности, но поняв, что деваться некуда, покорились своей участи. А я между тем уже быстро сообщал, что А. П. Чехов родился в 1860 году в городе Таганроге в семье мелкого торговца, имевшего лавочку колониальных товаров. Семья Антона Павловича состояла из… и т. д. и т. д.
Вскоре я обнаружил, что из двенадцати человек лишь один внимательно меня слушает. Это был пожилой гражданин в валенках с галошами, но в лихо надвинутом черном берете. Я мысленно его назвал пират-пенсионер. Все остальные занимались своим делом. Аудитория жила своей жизнью, не имевшей ко мне никакого отношения. А этот буквально впился в меня, активно «общался» со мной. То он одобрительно кивал мне, давая понять, что я на верном пути, то вдруг лицо его выражало тревогу, то он снова за меня радовался. Он смотрел мне прямо в рот, жадно ловя каждое слово, причем его собственный рот был широко открыт, что свидетельствовало о высшей форме внимания, внутренней сосредоточенности.
Наконец я дошел до конца, до 1904 года, когда Чехов умер.
– Какие будут вопросы?
Был один вопрос, и, разумеется, его задал мой пенсионер.
Он сказал:
– Вот вы говорите, что А. П. Чехов умер в 1904 году. А я, между прочим, был на похоронах Антона Павловича, похоронили мы его на Новодевичьем кладбище, как сейчас помню. И было это не в 1904 году, а в 1907-м.
– Позвольте, – попробовал я возразить, – но ведь известно, что Чехов умер за один год до Революции 1905 года, что он, так сказать, слышал орудийные раскаты начинавшейся русско-японской войны…
– Какие раскаты, когда я сам был на похоронах! Вы еще молодой человек, вы тогда были маленьким. Скажите, вы были на похоронах?
Честно говоря, лично я не был на похоронах Чехова, но твердо знал, что умер он в 1904 году. Весь ужас был в том, что у меня не было никаких доказательств, литературы с собой я не брал, а пенсионер действительно был на похоронах.
Тут все слушатели оживились, оставили свои конспекты. Они ехидно поглядывали на меня. В самом деле, пришел, отнял сорок минут, а сам не знает, когда умер Чехов. Желая меня выручить, директор спросила, какие будут еще вопросы. И вопросы посыпались один за другим. Но обращались все уже не ко мне, а к пирату-пенсионеру. Он выходил из комнаты в окружении всех слушателей, объяснял им, кто жена Чехова, кто сестра, а я остался один.
Директор написала мне в отзыве о лекции: «Удовлетворительно» – видно было, что она завысила отметку только из жалости.
9. В погоне за поездом
Летом 1974 года группа литераторов выехала из Москвы на праздник «Дни советской литературы в Грузии». Пробыв несколько дней в Кутаиси, мы уже почти ночью должны были спешить на поезд Кутаиси – Тбилиси. Кутаисцы устроили нам глубоко грузинский прием в «Золотом шатре». Каждому члену делегации вручают кувшинчик, полный вина. Крик: «По автобусам!» – то есть по двум роскошным «Икарусам». Нам дают пять минут на сборы. И только в этот момент, последний миг, гром не грянет – мужик не перекрестится, на охоту ехать – опять же собак кормить и как там еще говорится? – только сейчас я вспоминаю, что я не собрался. Вечная моя несобранность – вещей, мыслей, поступков. И всю-то жизнь меня разбирает и ни разу еще не собрало.
Вхожу в мой номер новой гостиницы «Хвамли», где ничего еще не работает и так удобно душе среди первобытной дикости пока еще не начавшегося сервиса, – вхожу, стало быть, в номер, где весело, лихо, нагло и безответственно громоздятся вокруг мои вещи, сувениры, сумки…