How Asia Found Herself

Мусульмане из других стран подходили к этому вопросу по-разному. Египетский националист Мустафа Камиль, выходец из страны, не имевшей исторических претензий к буддизму, одобрительно писал о синто в своей арабской книге "Аш-Шамс аль-Мушрика" ("Восходящее солнце"). Столкнувшись с дилеммой восхваления культа предков, который вызывал у мусульманской аудитории лишь незначительные возражения, чем поклонение идолам, Камиль тщательно определил синто не как религию как таковую, а как культурную традицию почитания благочестивых предков и стариков. Синто "не выходит за рамки прославления предков микадо и благочестивых предшественников и подражания их праведным поступкам", объяснил он. Как и в случае с представлением буддизма Фазли, здесь также важен выбор ключевых слов-понятий: Камиль выбрал термин "прославление" (тамджид) предков, а не "поклонение" ('ибада), из-за которого синто показался бы его арабским мусульманским и христианским читателям неудобно еретическим. Он даже дошел до утверждения, что японский император на самом деле не считал себя божественным, а просто поддерживал синтоистские ритуалы ради национального единства. Более того, для Камиля эта практика прославления предков нации служила полезным примером для Египта, остро нуждавшегося в единстве. Таким образом, японская религиозность интерпретировалась для широкой читающей публики Азии в соответствии с тем, что такие интерпретаторы, как Фазли и Камиль, считали наиболее полезными уроками для расширения возможностей "я".

Однако использование таких широких категорий, как искусство, традиция и восточная цивилизация, для установления связей и сравнений могло завести межкультурное взаимопонимание лишь очень далеко. Когда дело доходило до более тонких деталей, задача прямой интерпретации другого общества и культуры значительно усложнялась.

 

Поиск источников по японскому обществу

Если случайные эмпирики, прогуливающиеся по городским улицам, были способны выявить видимые свидетельства японского прогресса, то для того, чтобы осмыслить эти наблюдения и связать их с невидимыми событиями исторического прошлого и более загадочными операциями культуры, комментаторам вроде Фазли пришлось обратиться к более обширному своду знаний в виде книг на доступных им языках.

В отличие от своего первого тома, основанного на собственных наблюдениях, эти исследования позволили Фазли написать второй том, в котором, наряду с вышеупомянутыми разделами о праздниках, религии и искусстве, был представлен подробный обзор японского общества в прошлом и настоящем. Здесь он собрал более двухсот страниц данных по истории, географии, этнографии, спорту, образованию, издательскому делу и политике, а также по ремесленному производству и международной торговле (последняя включает статистику по торговле Японии с Индией). Несмотря на то, что к моменту написания книги Фазли собрал довольно обширную книжную полку по Японии на урду, для своего второго тома он выбрал метод информационного аутсорсинга, обратившись к пятидесяти или около того английским работам, указанным в его библиографии. Единственной работой на урду среди них была книга Масуда "Япония аур уска та'лими назм у наск" ("Япония и ее образовательный порядок и организация"), которая также в значительной степени опиралась на английские источники. Что касается других книг индийских авторов, то, хотя он и ссылался на "Дух Японии" Тагора, это был, строго говоря, английский текст, основанный на лекциях, прочитанных студентам университета в Токио. Немногочисленные японские работы, которые он цитировал, все были в английском переводе.