How Asia Found Herself

Хотя такие встречи свидетельствуют о социальных контекстах, из которых, помимо наблюдений и чтения, Фазли черпал свое понимание Японии, поразительно то, что на двухстах страницах его путевого дневника встречи с британскими и индийскими экспатриантами встречаются гораздо чаще, чем с японцами. Из его книги складывается впечатление, что его доступ к японским социальным сетям был заметно ограничен по сравнению с его легким вхождением в круги экспатриантов, возможно, из-за недостаточного владения японским языком. В отсутствие "местных информаторов" индийские торговцы и британские дипломаты предоставляли свои взгляды на Японию, но, как и положено всем эмигрантским сообществам, такая информация имела явно посторонний профиль. Даже в самой Японии межазиатское - или, по крайней мере, индо-японское - взаимодействие было далеко не самым простым источником понимания.

Этот косвенный социальный профиль знаний Фазли о Японии наиболее ярко проявляется в его знакомстве с мусульманской общиной страны, центром которой была недавно основанная в Токио мечеть. Обратившись к его встречам с изгнанными собратьями-мусульманами и немногими местными новообращенными, мы увидим, как его исследование японского общества оказалось между двумя переплетенными предприятиями по самопроектированию через попытки мусульман продвигать ислам и попытки японцев использовать эту религию на службе имперской экспансии. По мере того как Фазли пытался выйти за пределы колониальных рамок английских книг и индийских клубов, он все глубже втягивался в информационное партнерство с японскими знаниями об исламе.

 

Поиск ислама в Японии для экспатриантов

Как записано, по крайней мере, в его "Хакикате", первая встреча Фазли с мусульманином в Японии произошла с одним из его коллег по Токийской школе иностранных языков. Это был Абд аль-Гани, малаец, который в течение предыдущих восьми лет был преподавателем малайского языка в школе, где этот язык был включен в учебную программу с 1908 года. Его предшественник, сингапурец Ибрагим бин Ахмад, который преподавал в школе до своей преждевременной смерти в 1912 году, был близким другом индийского политического активиста Баракатуллы в годы его собственной преподавательской деятельности. Судя по рассказу Фазли, Абд аль-Гани должен был стать его ближайшим спутником в течение пятнадцати месяцев его пребывания в Токио. Фазли привел мало подробностей их бесед, но, вероятно, многое из того, что он сообщал о жизни в Японии, он узнал от этого долгожителя и мусульманского соотечественника, говорившего на английском языке в другом уголке азиатской империи Великобритании.

Благодаря связям, которые он завел с Абд аль-Гани и индийскими эмигрантами в клубе "Хиндустани", однажды Фазли навестил некий "мистер Ахмад", по всей видимости, индийский торговец-мусульманин из Кобе. Узнав об этом посетителе больше, Фазли узнал, что на самом деле он был сыном отца-мусульманина из Индии и матери-китаянки. Родившись и получив образование в Гонконге, Ахмад никогда не посещал Индию. Прожив много лет в Японии, он женился на японке и теперь работал в Кобе агентом страховой компании Sun Life - в этом ему помогало знание английского, урду и японского языков. Таким образом, Ахмад был из тех многоязычных коммерческих брокеров, которые проживали по всей приморской Азии, но оказались удивительно молчаливыми авторами, оставив написание книг менее искушенным в лингвистике людям.