How Asia Found Herself

Тем не менее Ахмад открыл для Фазли несколько социальных и в какой-то степени информационных дверей, познакомив его с общиной из примерно шестидесяти индийских мусульман, проживавших в Кобе. Как выяснилось, наиболее удобным временем для встречи с ними было то, когда они собирались на пятничную молитву в городском клубе "Хиндустани". В течение последних двух лет Ахмад пытался решить эту проблему, собирая средства среди мусульманских торговцев в Кобе, Сингапуре и Индии на строительство соответствующей мечети. Встречи Фазли с Ахмадом, в свою очередь, привели его к контакту с членами более крупной татарской мусульманской общины, состоявшей из процарских беженцев, бежавших от захвата Российской империи советскими войсками. К началу 1930-х годов в Японии насчитывалось до тысячи татар, в основном в Токио. Смешавшись с этими татарскими единоверцами, Фазли начал посещать их импровизированную токийскую мечеть, войдя в еще одну социальную сеть мусульман-эмигрантов, хотя и отличную от индийской, базировавшейся в основном в Кобе, а не в столице. На фотографии, которую он включил в свой "Хакикат", токийская мечеть внешне выглядит как обычный, хотя и большой японский дом. (В 1938 году ее заменили специально построенной мечетью с куполом и большим минаретом). За время работы в языковой школе Фазли неоднократно посещал мечеть, подробно описав один случай, когда он присутствовал на пятничной молитве, на которой присутствовало около пятидесяти татар. Прожив в Японии почти пятнадцать лет к моменту знакомства с ними, они были потенциально полезными информаторами о японской жизни. Но опять же эти источники информации были косвенными. Даже в той мере, в какой он мог с ними общаться - свидетельств того, что он говорил по-русски или по-татарски, не больше, чем по-японски, - татарские беженцы были маргиналами в основном японском обществе. Даже их мечеть находилась в отдаленном пригороде Токио.

Тем не менее, посещая мечеть, Фазли познакомился с человеком по имени Курбан Али, которого он назвал имамом мечети. На самом деле он был не только этим. Речь идет о Мухаммаде Абд аль-Хайи Курбане Али (1892-1972), татарском лидере в изгнании и тесном сотрудничестве с японцами против советских и китайских интересов. Привлеченный к использованию своего опыта в японских имперских целях еще до прибытия в Токио в 1924 году, Курбан Али использовал свое знание русского и турецкого языков, чтобы работать на японцев в Маньчжурии в качестве переводчика. Такая работа была всего в нескольких шагах от, возможно, невольной имперской помощи Фазли в преподавании урду военным и офицерам разведки в Школе иностранных языков. Курбан 'Али был хорошо знаком с этой школой: ранее он писал японскому министру образования, призывая его включить турецкий язык в учебную программу и предоставляя список русских словарей и грамматик тюркских языков, которые можно было использовать. Если Фазли был одиноким преподавателем индийского языка на японской службе, то он явно был далеко не единственным мусульманином. Будучи не только поставщиком, но и собирателем межкультурных знаний, он был частью более крупного предприятия японской имперской разведки, в котором к 1930-м годам знания о мусульманах Азии играли все более важную роль.

Однако, как и Фазли, Курбан Али был интеллектуалом, для которого империя давала возможность расширить свои связи с другими азиатскими регионами, в частности с собратьями-мусульманами, которым он надеялся помочь через связи высокого уровня с японскими чиновниками. В этих целях к моменту встречи с Фазли в 1931 году Курбан Али был занят в основанной им в предыдущем году Токийской исламской прессе (Tokyo'da Matbaa-i İslamiye). В качестве наглядного примера морских связей азиатской общественной сферы Токийская исламская пресса использовала формы и шрифты для арабской графики, которые были доставлены в ящиках через весь континент от Стамбула до Иокогамы. Ее продукция была преимущественно на татарско-турецком языке и за семь лет составила тридцать восемь книг, которые были отправлены татарским изгнанникам в Маньчжурию, а также в Турцию и Европу. Пресса также выпускала журнал "Ени япун мухбири" ("Новый японский информатор"), в котором публиковались новости о мусульманских общинах по всей Азии, с явным уклоном в сторону японской политики, не в последнюю очередь в Маньчжурии. Таким образом, пресса, которой Курбан 'Али управлял при поддержке Японии, сочетала в себе две пересекающиеся повестки дня - самозащиту татарских беженцев и самопроецирование их хозяев, строящих империю.