How Asia Found Herself

Как и на всем Ближнем Востоке, начиная с 1904 года русско-японская война стала источником множества книг на урду, бенгали, гуджарати и других индийских языках, жанры которых варьировались от трезвого репортажа до эпических стихов. Самыми первыми были откровенно информационные работы, в значительной степени основанные на английских газетах, такие как "Мукаммил Мухабарат-и Рус у Япония" (Всеобъемлющие отчеты о России и Японии) Мухаммада Хусайна Фазла и "Джанг-и Рус у Япония" (Война России и Японии) Мухаммада Ибрагима, которые в знак более широкого доступа к новостям в Индии были опубликованы, когда боевые действия еще продолжались. По мере того как новости о войне и японских успехах распространялись все дальше, появлялись литературные произведения, которые давали голос зарождающейся индийской японофилии синхронно с ее ближневосточными коллегами. Среди них была драма на языке урду, написанная в течение двух месяцев после последних залпов войны под простым названием "Jang-i Rus u Japan" ("Война России и Японии").

Автором пьесы был Маулви Зафар 'Али Хан (1873-1956), редактор журнала "Дакан Ривью" ("Декканское обозрение"), который впоследствии редактировал влиятельную антиколониальную газету "Заминдар" ("Хозяин"). Несколькими годами ранее он опубликовал "Sayr-i Zulmat" ("Путешествие во тьму"), перевод сомнительной африканской фантазии Г. Райдера Хаггарда "Люди тумана", а в пьесе Хана содержатся любопытные аллюзии на связи между Японией и Африкой. В предисловии к пьесе, написанном знаменитым литературоведом Абд аль-Хакком (1870-1961), война Японии с Россией сравнивалась с более широкой историей европейского колониализма, в которой упоминались немецкие притязания на Занзибар и итальянское вторжение в Эфиопию. Что касается самой пьесы, то в ее драматические персоны вошли не только крупные русские и японские генералы и государственные деятели, но и несколько мусульманских персонажей, созданных в попытке Хана связать войну с панисламскими целями, которые он пропагандировал на протяжении всей своей карьеры. В ключевой сцене, разыгранной на токийском базаре, персонаж по имени Музаффар Хан открывает своему компаньону Икбал Хану свой план "распространения религии Мухаммада" по всей Японии. Вторя более широким призывам обратить Японию, Икбал соглашается, заявляя, что распространение ислама - высший долг каждого мусульманина. Но затем, признавая наличие барьеров в межазиатском общении, Икбал сетует на то, что никто из них не владеет японским языком настолько хорошо, чтобы объяснить духовные красоты своей веры. Десятилетие спустя драматург попытался сделать жизнь подражанием искусству, отправив реально существовавшего Икбала - великого поэта-философа Мухаммада Икбала - с миссией обратить японцев; в 1914 году он предложил этот план на ежегодном собрании Анжуман-и Химаят-и Ислам (Общества поддержки ислама) в Лахоре.

Несколько иным проявлением японофильства в литературе урду стала книга Шараф аль-Дина Ахмад Хана "Сайнталис Вафадар-и Япония" ("Сорок семь верных японцев"), в которой пересказывается знаменитая история о сорока семи ронинах. Как и военные отчеты, это был перевод с одной из нескольких имевшихся к тому времени английских версий знаменитой легенды Сюнсё Таменага (1823-1886). Поскольку такие японские термины, как ронин, сёгун и самурай, были совершенно незнакомы индийским читателям, Шараф аль-Дин решил передать их в их приблизительных индийских эквивалентах, повторяя представление современных японских солдат в поэтическом обличье средневековых персидских воинов в иранской "Микадунаме". В результате получился любопытный боевой коллаж из Японии Токугава и Индии Великих Моголов.