How Asia Found Herself

Вскоре последовало еще больше произведений на военную тематику. В 1905 году пенджабский автор Бабу Хадим Хусайн опубликовал на урду "Микадунама" ("Книга микадо") в честь японской победы (она опередила свой персидский аналог на два года). Здесь страна также представляла интерес не столько своими культурными традициями, сколько эффективным принятием современности. Поэтому Хусайн начал свой панегирик с обильного подчеркивания Японии как страны прогресса (таракки) - термина, который индийские мусульмане разделяют с османскими модернизаторами, переведшими его с французского. (Развивая ту же тему, сикхский автор Кесар Сингх Мултани опубликовал на пенджаби книгу под названием Japan di Tarakki [Japan's Progress], которая, будучи переводом с хинди, указывает на дальнейшее распространение подобных японофильских идей.) Однако, в отличие от последующей персидской "Микадунамы", поэма Хусайна на урду посвящена исключительно войне, прослеживая каждый ее этап от первой перестрелки в феврале 1904 года до уничтожения Балтийского флота России в мае следующего года. Откликаясь на сказку о сорока семи ронинах, популярную в переводе Шараф ад-Дина в предыдущем году, Хусайн разделил свою панихиду по японскому героизму на сорок семь формальных разделов. В завершение, чтобы вписать вновь обретенную землю в старые традиции поэзии урду, он завершил "Микадунаму" традиционным "Китаи тарих". Это было искусное хронограмматическое двустишие, в котором дата японской победы была зашифрована в нумерологическом значении арабских букв стиха.

Индусские писатели также подхватили эти воинственные темы. В 1904 году бенгальская политическая активистка и педагог Сарала Деви Гхошал (1872-1945) попыталась создать в Калькутте школу джиу-джитсу. Три года спустя бывшим колониальным солдатом Махендулалом Гаргом (1870-1942) была опубликована книга о войне на языке хинди. Повторяя информационную роль Калькутты для иранских материалов о конфликте, в 1907 году из типографий порта вышла бенгальская история поражения России. Как и персидская "Микадунама", она начиналась с обзора быстрого восхождения Японии к власти. Еще одним участником этого воинственного японофильства был бенгальский индуистский националист Беной Кумар Саркар (1887-1949). Вместо того чтобы проводить неявные сравнения с индо-мусульманскими воинами империи Великих Моголов, как это делал Шараф ад-Дин, рассказывая о подвигах сорока семи ронинов, Саркар сделал необычное заявление о том, что Япония обязана древним индуистским традициям санскритской касты кшатриев (воинов). "Возьмем милитаризм, - объяснял он, - Индостан [Индия] основал культ кшатрийства, который в Японии называется бусидо". В рамках своей масштабной исторической концепции, согласно которой Япония (и Китай) обязаны своей цивилизацией общеазиатскому влиянию "Великой Индии", Саркар пошел еще дальше, объяснив, что Япония даже обязана своим недавним успехом в борьбе с Россией этому индийскому - точнее, индуистскому - влиянию: "Индуистская мысль даже сейчас управляет моралью бусидо японских солдат", - заявил он. Это было не столько признание военных достижений Японии, а тем более понимание связей бусидо с дзен-буддизмом. Вместо этого это была проекция на Японию мифологизированного индуистского "я".

Подобные идеи отнюдь не были личной идиосинкразией Саркара. Когда в 1907 году индийские, китайские и японские студенты основали в Токио Общество азиатской солидарности, его устав провозглашал мирное сосуществование индуистских, буддийских, конфуцианских, даосских и зороастрийских верований Азии, но в нем не упоминалась самая распространенная религия континента: ислам. Это было далеко не упущением, а частью индуистского националистического видения ее индийских членов. Поэтому в предисловии к конституции в первоначальном упадке Индии обвинялась мусульманская империя Великих Моголов, которая, как утверждалось, подавила исконную культуру Индии.