И приходит ночь

– Что ж, в любом случае в этом нет ничего особенного, – пробормотала она. – Война и страдания. Мучения. Возможно, добыча угля. Не то чтобы тебе нужно было рассказывать обо всем этом.

– Полагаю, что нет. – Он спокойно перелистнул страницу, словно не заметив ее выпада. – Я просто хочу знать ваше представление о том, что у вас отняли. Какие города, какие ресурсы, сколько жертв.

Она удивилась, что в его голосе не было ни намека на удовлетворение или гордость. Только задумчивая серьезность. Для чего ему знать эти цифры, если не для того, чтобы позлорадствовать или посмотреть, как легко было бы полностью искоренить их народ? Ее возмущала его уверенность в том, что он может свести потери к цифрам, что человеческая жизнь – это всего лишь число, написанное на бумаге. Такое отношение привело их сюда, кровь трижды отплачена кровью, бесконечный долг.

– Ты никогда не узнаешь, что именно у нас забрали. Ты никогда не узнаешь даже, что забрал лично ты. Такое нельзя определить количеством.

– Я знаю, – ответил он. – Но, возможно, кому-то стоит попробовать.

Рен потрясенно моргнула. Сегодня у нее не было настроения разбираться в его уклончивых ответах или обсуждать войну.

– Думаю, я не могу критиковать твой выбор книг.

– Что ты любишь читать?

Уголок рта Рен невольно дернулся. Видимо, он так же оценил смену темы.

– Угадай.

Он обдумывал это, переворачивая очередную страницу.

– Богословие.

Рен фыркнула:

– Богиня, нет. Я не такая зануда, как ты.

– Бульварные романы?

– Подходящее количество драмы, – сказала она, – но нет. Учебники по медицине.

Хэл выглядел растерянным.

– Понятно.

– Поверь мне, Кавендиш. Ты не жил до тех пор, пока не прочитал все про ужасные исследования людей, живущих с паразитами.

– Тогда меня устраивает моя скучная половинчатая жизнь.

Рен поджала губы, чтобы сдержать усмешку. Когда она позволяла себе забыть, кто он и что сделал, с ним было на удивление легко разговаривать, несмотря на его сдержанность. Или, может быть, она уже привыкла к нему?

– А ты? – спросила она. – Чем бы ты занялся, если бы оказался дома?

– Большая часть моего времени была поглощена изучением политики и посещением собраний. – Он снова сосредоточился на книге. – Честно говоря, если бы я мог что-нибудь сделать, я бы тренировался.

Рен застонала:

– Тренировался? Ты это несерьезно.

Краем глаза она заметила легкую улыбку, тронувшую его губы. Однако когда он поднял взгляд, то выглядел таким же бесстрастным, как всегда.

– Я всегда серьезен.

Когда разговор перешел в почти дружескую тишину, она переключила внимание на его исцеление. Ее пальцы скользнули по его груди, когда она расстегивала пуговицы, магия пробежала по его коже, как вода. Каким-то чудом он не дрогнул. Казалось, она была не единственной, кто поймал ритм их сеансов.

Его исцеление превратилось в рутинный процесс, просто повторение всей ее работы еще раз. Всего после двух раз она приобрела болезненное знакомство с его телом. Особые повороты его фолы, слабое биение сердца. Он больше не боролся с ней.

Хотя сон и восполнил запасы ее магической энергии, она все еще чувствовала себя вялой. Не имея образца токсина и никаких указаний, Рен не могла ни поставить Хэлу официального диагноза, ни оказать эффективного лечения. И хотя он заслуживал того, чтобы знать правду о своей болезни, она пока не могла заставить себя сказать ему об этом. Зачем волновать его или давать ему больше причин сомневаться в ней? Он был стабилен, и только это имело значение.

По крайней мере, до тех пор, пока чрезмерное использование магии не истощит ее.

Отчаяние, однако, ничем не поможет. Она отказывалась сдаваться, пока не исчерпает все свои зацепки. В ту ночь, когда приехала, она заметила обширный выбор медицинских книг в библиотеке Лоури. Возможно, там было и руководство по лекарственным – или ядовитым – растениям.

Магия Рен исчезла как раз в тот момент, когда Хэл свободно вздохнул. Ночь уже опустилась на горы, заливая окно, как темное журчание реки. Она зажгла свечи, поникшие в медных блюдцах.

Язычок пламени заплясал на конце спички. Легкий запах серы навеял грустные мысли. Здесь, в колеблющейся темноте Колвик-Холла, она почти слышала Байерса: «Огонька не найдется, Сазерленд?»

Пламя обожгло палец, возвращая ее в настоящее. Она выругалась и потушила спичку.

– Ты в порядке? – Свет золотым пятном скользнул по его чертам, таким же суровым и сияющим, как у иконы святого. Однако больше всего ее поразила серьезность его лица.

– В полном, – ответила она. Успокоившись, Рен добавила: – Думаю, скоро я смогу поставить диагноз.

Хэл изумленно взглянул на нее.

– Правда?

– Да. – Она ненадолго замолчала. – Если кто-нибудь, кроме меня, принесет еду, не ешь ее, ладно?

Прежде чем он смог задать ей хоть один вопрос, она взяла одну из свечей и выскользнула в коридор.

На полпути вниз по лестнице она испытала странное чувство. Как давление тысячи глаз, сверлящих ее, или слабое шевеление магии внутри. Кому-то больно?