Я не вижу твоего лица

Аккуратно сервированный стол забыт и покинут. Все сгрудились напротив телевизора, свет отключен, и зеленоватый экран  - единственное, что освещает тёмную комнату. Сижу на мягком ворсистом ковре рядом с Кукайкиным. Фосфорический свет телевизионного экрана отражается на маленьком востроносом лице, делая его зелёным, как у несвежего покойника. Такими же покойниками кажемся и все мы, наши руки, наши лица, наши одежды.  Резко, как-то навязчиво пахнет вином, то и дело кто-то из одноклассников подходит к картонной квадратной коробке, отвинчивает краник, и в стакан с журчанием льётся кислый «Рислинг». Вина в своей жизни я никогда не пила, но видела, как его пьют в бразильских сериалах, читала о нём в книгах.  Вопреки заверениям родителей, попробовать этот дивный напиток, мне, разумеется,  хотелось, хотя бы для того, чтобы понять, чем так восхищаются герои фильмов и книг.  Правда, восхваляемый поэтами и сценаристами напиток, на поверку, оказался не амброзией, а гадкой кислятиной, вызывающей изжогу. Но одноклассники вливали в себя стакан за стаканом, игнорируя целомудренно выставленную на стол, бутылку детского шампанского.

Увидев её, класс осторожно, стараясь не задеть сыновних чувств именинника, обсмеял попытку директрисы уберечь внучка от общения с зелёным змеем.

- Любит тебя бабушка, дорожит твоей печенью, - хохотнул Олег  Погодин, крутя в руках нарядную бутылку. – Ах, милая Ирина Борисовна, пора признать, что детишки выросли, и нуждаются не в детских утренниках, а в крутых вечеринках.

Последнее слово он заорал и прыгнул на диван, грозясь задеть головой люстру и опрокинуть её на, благоухающий яствами стол.

- Но она не учла того, какой её внук умный, сообразительный и щедрый, - Ленуся обвила своего кавалера руками за крепкую, короткую шею и звонко чмокнула его в щёку.

- Да, - полным довольства голосом подтвердил Лапшов. – У меня для вас есть кое-что покруче.

Класс взвизгнул, когда на стол водрузилась квадратная коробка.

На еду бросились жадно, никто не разговаривал. И я тоже с аппетитом поглощала салат с крабовыми палочками, бутерброды с розовыми кругами колбасы, селёдку под шубой, ну и конечно,  золотистые, дразнящие своим особым мясным духом, куриные бёдра.  О да, все мы соскучились по домашней пище, каждому из нас давно опротивела скрипящая на зубах гречка, недоваренная, грубая капуста, от которой пучило живот и слипшиеся комки скользких макарон.

Лапшов, на этот миг, сравнялся с Богом. Все, включая и меня,  были безумно, невероятно благодарны ему, за вкусную еду, за ворсистый ковёр под ногами, за тикающие настенные часы, за мягкий диван, за гудение холодильника   и неказенный, живой, тёплый запах жилища. Только тот. Кто рос в интернате, кто был вынужден просыпаться и засыпать по команде в палате на десять человек,  принимать пищу в окружении нескольких десятков жующих ртов под дружный звон алюминиевых ложек и чашек. Тот, кто вынужден каждую секунду своего времени находиться на виду, без единой возможности оказаться в одиночестве, даже в уборной, сможет это понять.

С наслаждением  вгрызаясь в сочный кусок куриного мяса, я с гордостью размышляла о том, что удостоилась. Да, я – серая мышь, неумеха, жалкий придаток своих родителей, удостоилась оказаться здесь, в квартире самого Лапшова. Не каждому выпадает такая честь. Кстати, Кукайкин тоже оказался здесь впервые, хотя и учился с Егором с первого класса.

Пили, поднимали тосты, за Лапшова, за его бабушку, накрывшую этот стол, за то, что мы все собрались и вновь за Лапшова,  их любовь с Ленусей.

Потом, кто-то крикнул: «Горько!»

И Ленуся с Егором принялись долго и самозабвенно целоваться.

Болело горло, тело одолевала слабость, от яркого света слезились глаза, музыка, доносившаяся из магнитофона, казалась слишком громкой. Такими же громкими и раздражающими были и голоса ребят. Но я заставляла себя сидеть, улыбаться, ведь меня впервые после несчастья позвали на день рождения.

- Богато твоя бабка живёт, - тянул пьяненьким голосом Артём, его, облачённое в серый костюм, по поводу торжественного случая тело покачивалось вперёд- назад, словно парень сидел в кресле- качалке. – Ходил руки мыть в ванную, на машинку-автомат наткнулся,  холодильник гудит не по- нашему, тихо, заграничный, небось. Я в Москве у своего дядьки отдыхал, вот там у него тоже такая роскошь имеется. Откуда у директора сельской  школы такие доходы, просвети дурака?

- По тому, я его и выбрала. Пусика моего, - пропела Ленуся, и судя по шуршанию одежды и подрагиванию стола, залезла к нему на колени.

- А как же любовь?- разочаровано проблеяла Надюха. – Я думала, Лен, ты Егорку любишь.

- Ну, конечно, любит, - по обыкновению, нарочито растягивая гласные, усмехнулся Егор. – А доходы у бабульки довольно велики. Быть у воды и не напиться – тупо, ты же понимаешь. Вот прикинь, выдали спонсоры   школе  муку, сахар и всякие  там матрасы и подушки, чё теперь, их детям раздавать?  Нафига! Их же продать можно, бабла срубить.