Я не вижу твоего лица

- Пей чай, деточка, - говорил старик, пододвигая мне тарелку с печеньем. – Вовремя твоя подружка меня предупредила, а не то похоронили бы тебя эти уроды заживо в том баке.

Дрожь не отпускала. Из коморки дяди Толи выходить было страшно. Казалось, что только здесь, в этой комнатушке с жёлтыми стенами и маленьким оконцем безопасно. А за дверью  - унижения, ужас и смерть. Но ведь не сидеть же мне тут вечно? Нужно будет выйти, появиться в палате… Вот, только как это сделать. От одной  мысли, что я вновь встречусь с Надюхой и Ленусей, телом овладевала слабость, а в животе скручивался тугой комок страха, парализующего, отупляющего.

- Дядь Толь, - заговорила Соня, шумно отпив из своей кружки. – Дайте Алёнке домой позвонить. Мы быстро, честное слово, дядь Толь.

Вечно угрюмый Анатолий Иванович охранял телефон так, как, наверное, дракон не охраняет сокровища. В его дежурство о том, чтобы воспользоваться телефоном не могло быть и речи. 

- Только для скорой, милиции и пожарников, - рявкал он, если кто-то осмеливался обратиться к нему с просьбой.

По тому о звонке домой я даже и не помышляла, решив отложить его до следующего дня.

- Звоните, девчата, - добродушно разрешил он и уткнулся в газету.

Код города, длинные гудки. Туповатая тётка сидящая  на коммутаторе, утомительные объяснения с кем меня нужно соединить, заставляли моё сердце неистово, тревожно биться и высасывали и без того немногочисленные силы. Наконец, меня соединили с соседкой тётей Зиной. Тёткой она была вредной и сварливой, но весьма полезной, так как только она во всём подъезде имела телефон.

- Кого?- истерично взвизгнула она, когда я обратилась к ней со своей просьбой. – Таню Вахрушкину? У меня по-твоему тут переговорный пункт? Ты на время глядела вообще? Мне что одеваться сейчас и к ней топать?  Да с какой радости мне это делать? У меня других забот нет? Ничего, завтра поговорите, если я буду в хорошем настроении. Приятных снов.

Отчаяние и бессильная злоба накатили, сжали в крепких тисках, лишили дара речи. Сейчас, вот сейчас она бросит трубку.

Трубку выхватили. Дядя Толя сжав в пальцах красный кусок пластика крякнул и гаркнул так, что звякнули ложки в гранённых стаканах:

- Говорит полковник милиции, немедленно позовите Вахрушкину Татьяну к аппарату!

Слово «аппарат» прозвучало довольно страшно и внушительно, будто раскат грома. Мы с Соней не сговариваясь прыснули.  Всё-таки весёлый дед Анатолий Иванович.

- Сейчас-сейчас, - затараторила подобострастно тётя Зоя. – Минуточку подождите, мне на этаж ниже спуститься надо.

Потянулись секунды ожидания. Трубка молча лежала на  поцарапанной столешнице, полковник шелестел газетой.

Тик-тик, тик-тик, тик-тик часы равнодушно шептали о чём-то своём. За дверью вахтёрской  кричало, смеялось, переговаривалось.

- Если не смогут за тобой приехать,  - тихо проговорила Соня. – Пусть твои родители отправят заказным письмом расписку в том, что разрешают тебе пожить у меня.

Благодарность горячим, смягчающим бальзамом растеклась по душе. 

- Спасибо, - прохрипела я, до конца не веря в то, что Соня предложила мне настоящую помощь, не банальные слова поддержки, не дельный совет, а спасительное пристанище. А ведь вполне могла этого и не делать.

- Я слушаю, - раздался в трубке встревоженный голос матери.

- Мам, это я.

- Алёна? Какой ещё полковник? Что происходит?- с каждым словом голос повышался на октаву, и к концу фразы и вовсе превратился в писк.

- Мам, я потом тебе всё объясню. Приезжай срочно!

Я говорила быстро, сглатывая окончания слов, не позволяя серому туману вины  разрастись, пытаясь сказать всё сразу, пока мама не перебила, пока не оборвалась связь.

- Почему ты говоришь со мной таким тоном?  - в голосе матери зазвенело. Плохой признак. – Какой ещё полковник? И почему я должна приехать? Неужели так сложно всё нормально рассказать?

- Слишком долго рассказывать! – закричала я в трубку. – Приезжай!

- Я же объяснила тебе в письме, что у нас нет денег. На чём я за тобой приеду? Пешком побегу? Ты - эгоистка. Господи, кого мы с папой вырастили?! Ты совсем не щадишь мои чувства? Ты хоть представляешь, что я пережила, когда Зоя сказала мне про полковника милиции? И что за тон, Алёна? Я - твоя мать, я тебя родила, вырастила, я моталась с тобой по больницам. Мы с папой все деньги тратили на твоё лечение. Да мы умирать с голоду будем, а тебе последний кусок оставим, и неужели не заслужили уважительного отношения?

Слова матери сыпались из дырочек трубки мелкими острыми стекляшками, звенели и падали ударяясь, отскакивая. Много-много бесполезных, пустых слов. Она не желала слушать. Ей хотелось говорить, о себе, о своих бедных, несчастных чувствах, которые я обязана щадить, о своей жертве.

- Ты приедешь?- пытаясь прорваться сквозь словесный поток, выкрикнула я. – Если не сможешь, я пока поживу у Сони. Тебе просто нужно прислать заказным письмом расписку.