Я не вижу твоего лица

- Никаких Сонь! – в трубке послышались всхлипывания. Комок вины внутри меня принялся разбухать, ширится, так всегда бывало, когда мать начинала плакать.- Я не позволю жить тебе у чужих людей! Ты совсем не желаешь щадить мои чувства! А вдруг у этой Сони вши, глисты, вдруг ты заразишься от неё чем-нибудь? Я же изведусь, я же буду переживать! Нет, Алёна, я тебе никогда не позволю ночевать у чужих людей, есть из чужой посуды, спать на чужом постельном белье! А приехать мы за тобой не сможем, у нас нет денег, неужели так трудно это понять? Хотя, откуда? Ты же только о себе думаешь. Ты меня расстроила, Алёна!

Щелчок, и в ухо бьют насмешливые короткие гудки.

Чувствую пустоту, гадкую, гулкую. Выхожу из вахтёрской, не слушая того, что говорит мне Соня.  Мысленно перебираю чётки, сказанных матерью слов. Я думаю только о себе, у меня потребительское отношение к родителям - самым родным на всей планете людям. Я - неблагодарная тварь. Ведь пока всё у меня было хорошо, когда весело болтала с Надюхой и Ленусей, когда ужом вился Кукайкин, а Лапшов проявлял чудеса вежливости и обходительности, я домой не рвалась. И даже, стыдно вспомнить, слегка, в глубине души порадовалась, что не поеду к маме и папе  на зимние каникулы. Да, конечно, я бы там отъелась, отоспалась, но ведь и слушать о том, как мне повезло, что в моей жизни есть они – самоотверженные, любящие и заботливые родители мне бы тоже пришлось. И ждали бы от меня благодарностей, но не на словах, разумеется.  Порой мне казалось, что они и сами не знают, чего именно от меня хотят.

- Спасибо?- всхлипывая, передразнивала мать, когда на её очередной рассказ о том, как возила меня на операции, а отец  зарабатывал деньги, я произносила слова благодарности. – И это всё, что ты можешь сказать? Только это жалкое «Спасибо» мы с отцом заслужили. Да, дочка, отблагодарила, ответила добром на добро, нечего сказать.

- А чего ты хочешь? – задавала я вопрос.

- Да ничего я не хочу! – вскрик матери походил на отчаянный вопль раненой птицы, безысходный,  страшный. – Ничего мне уже  не надо от тебя!

Пробовала помочь ей на кухне, в знак благодарности, но натыкалась на кислую, жгучую насмешку, полную обиды и горечи.

- Можно подумать, ты такая великая кулинарка?- укоризненно фыркала мать. – Сама подумай, чем ты мне поможешь?

Может от укоров, упрёков, от ощущения собственной незначительности и чувства вины, я и сбежала в интернат. А как жареным запахла тут же к мамочке под крылышко попросилась? Правильно, что мать мне отказала! Прока от меня нет совершенно никакого.  Сколько бы я не провела бессонных ночей, вслушиваясь в скрип дивана,  дыхание родителей и поступь старинных ходиков, в раздумьях, чем же отблагодарить родителей, сколько бы не металась на смятых простынях, я никогда не смогу расплатиться за их доброту.

В палате тихо, все ушли на ужин, а мне сейчас кусок в горло не полезет. Да и как этот кусок будет перевариваться, если у меня нет ни желудка, ни кишечника. Ведь если там, внутри меня пустота, значит, ничего и нет, правда? Заправляю,  листок в решётку прибора, одеревеневшими пальцами беру грифель, печатаю текст. С хрустом протыкается бумага, Соня садится на соседнюю кровать, панцирная сетка недовольно взвизгивает под её весом.

- Когда они приедут – отдашь, - непослушными губами произношу я, складывая вдвое листок и подавая его подруге.

- Хорошо, -  вздыхает Соня, берёт бумажку и поспешно уходит.

Ну и правильно, кто я ей, чтобы она сопли за мной подтирала?

Я же стягиваю с себя проклятую драповую юбку, колючую ненавистную водолазку противного коричневого цвета, колготки. Вся моя одежда провоняла помоями, болезнью и страхом. Кидаю грязные тряпки под кровать, набрасываю халат, беру шампунь, мыло и мочалку, перекидываю полотенце через плечо и шлёпая тапками направляюсь в душевую.

Вода из рычащего ржавого крана, висящего под потолком, лупит по голым плечам, голове и ягодицам, рикошетом отскакивает от разбитого кафельного напольного покрытия. Пахнет сыростью, плесенью, мокрыми деревянными лавками. Единственное окно душевой густо замазано краской цвета засохшей крови, мигает маленькая тусклая лампочка под серым низким позеленевшим потолком.

Под хлёсткими водяными струями моё решение крепнет, и я успокаиваюсь.  

Глава 8

- Ох, зря  повара кормят учеников капустой на ночь  глядя, - думаю я, осторожно спуская ноги на пол. – Да здесь же сектор газа какой-то!

Палата сопит, бормочет, ворочается.

Завтра вновь прозвучит команда «подъём!» и все побегут умываться или занимать очередь в туалет, кому что важнее, потом потянутся  в столовую, жрать невкусную еду, но всё это уже без меня. Мысль радует, и я испытываю облегчение. Мне не страшно, ведь если у тебя только одно решение, лишь один выход, то страх уходит. Ты просто делаешь то, что считаешь нужным.