Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Конечно, и до «калининской амнистии» практиковалось освобождение «мамок» с малолетними детьми. Бытовички и блатнячки (именно эти две категории лагерниц в основной массе и беременели) часто рассматривали рождение детей как возможность временного послабления режима, но не исключали и досрочного освобождения. Вот что пишет Надежда Иоффе о своём пребывании в лагерном деткомбинате (помещение для женщин на последнем месяце беременности и с малолетними детьми) ещё до войны: «“Мамки” — женщины, имеющие детей или в конце беременности. Это в большинстве случаев бытовички, для которых дети — выгодный “бизнес”. В течение шести месяцев дают паёк, не заставляют работать, не отправляют на этап, они подпадают под так называемую амнистию Крупской — для матерей (но на нашу статью это не распространялось). В общем, сплошная выгода». «Амнистией Крупской» на лагерном жаргоне называли досрочное освобождение: во-первых, Надежда Константиновна была известна как инициатор создания общества «Друг детей»; во-вторых, она постоянно выступала против гонений на детей «врагов народа». Солженицын также отмечает, что под частные амнистии и досрочное освобождение попадали «мелкие уголовницы и приблатнённые»; причём как только они получали паспорт и железнодорожный билет, то часто оставляли детей на вокзальной скамье или на первом крыльце. Даже для тех «мамок», которые решали не возвращаться к преступному промыслу, в тяжёлых послевоенных условиях новую жизнь было легче начать без ребёнка.

Безусловно, достаточно впечатляющий указ Калинина заставил зэчек задуматься о том, что беременность и рождение ребёнка могут стать реальным пропуском на свободу. Но всё же не он нанёс настоящий, весомый удар по стабильности «архипелага ГУЛАГ». Эту роль сыграл указ «четыре шестых», о котором мы уже подробно рассказали в предыдущих очерках. Между мужской частью лагерного населения указ спровоцировал «сучью войну» — кровавую резню воров, в которую опосредованно оказались втянуты и другие заключённые. А вот женщины отреагировали на него иначе — но тоже очень болезненно для лагерного руководства. Об этом свидетельствует «Докладная записка о состоянии изоляции заключённых женщин и наличии беременности в лагерях и колониях МВД СССР». В ней анализируются последствия указов от 4 июня, значительно увеличивших сроки наказания за преступления против собственности — вплоть до 20–25 лет лишения свободы: «До войны и даже до 1947 года значительная масса женского контингента осуждалась на сравнительно короткие сроки заключения. Это являлось серьёзным сдерживающим фактором для женщин к сожительству, так как они имели перспективу быстрее вернуться к своей семье и нормально устроить свою жизнь. Осуждённые на длительные сроки такую перспективу в известной степени теряют и легче идут на нарушение режима и, в частности, на сожительство и беременность, рассчитывая благодаря этому на облегчённое положение и даже на досрочное освобождение из заключения. Увеличение сроков осуждения большинства заключённых женщин безусловно влияет на рост беременности в лагерях и колониях». Другими словами, именно указы «два-два» подстегнули зэчек к тому, чтобы беременеть срочным образом в расчёте на досрочное освобождение или хотя бы на временные послабления в связи с рождением детей.

Но не дремали и «начальнички». 27 мая 1947 года МВД СССР выпускает «Инструкцию о режиме содержания заключённых в исправительно-трудовых лагерях и колониях». Этот документ предусматривал создание специальных женских лагерей (лаготделений). Лишь в исключительных случаях разрешалось размещать женщин в отдельных изолированных зонах мужских подразделений. По состоянию на 1 января 1950 года, в лагерях и колониях было создано 545 отдельных женских лагерных подразделений, в которых содержалось 67 % заключённых женщин. Остальные 33 % содержались в общих с мужчинами подразделениях, но в отдельных выгороженных зонах.

До этого «великого разделения» особых проблем с удовлетворением похоти не наблюдалось. Вот эпизод из рассказа Сергея Снегова «Что такое туфта и как её заряжают»:

«— Отлично! Пойду облегчусь, — сказал Прохоров и направился к уборной.

Но его остановил парень из “своих в доску” и заставил вернуться.

— Парочка заняла тёплое местечко, так он сказал, — объяснил Прохоров возвращение.

Мы с минуту отдыхали, потом снова взялись за ручки. Из уборной вышли мужчина и женщина, к ним присоединился охранявший любовное свидание — все трое удалились к другому краю лагеря, там было несколько бараков для бытовиков и блатных.

— Мать-натура в любом месте берёт своё, — сказал Прохоров, засмеявшись».

Теперь стало туговато. Впрочем, у 33 % женщин, которым «повезло» попасть в выгороженные зоны мужских лаготделений, шансы всё же оставались. Свидетельством тому — лагерная песня, которая называется «Чёрная стрелка» и описывает как раз один из способов проникновения женщин на мужскую территорию.