Я уйду с рассветом

Мы шли вдоль русла ручья на юг. Я думал, вода поможет нам взбираться ввысь — она так долго точила свой путь в этих камнях, что проложила его и для нас. Но когда мы добрались до места слияния рек у подножия скалы, все оказалось по-другому. Подъем там был слишком крут.

Мы вернулись — мальчик и пес не отставали от меня ни на шаг, — прошли вдоль русла дальше и выше по склону и оказались в тенистом прохладном ущелье. Каменные склоны были не пологими, но и не отвесными.

В самом глубоком месте ущелья мы обнаружили исток ручья. Вода стекала небольшим каскадом с выступа в скале. Выступ прикрывал узкую щель, которая змейкой поднималась и резко уходила в горы. По весне, во время таяния снега, вода заливала стремнистое русло, проложенное в скале. Но теперь, когда осень вступила в свои права и приближалась зима, русло было сухим.

Я отвлекся от созерцания расселины. Гуго с раскрасневшимся лицом тянулся, чтобы подставить ладошку под водопад. Поскольку мы двигались медленно, до сих пор он поспевал за мной без каких-либо трудностей, но я сомневался, что мальчик справится, когда путь станет по-настоящему тяжелым.

— Гуго, Отто! Пошли, ребята!

Оба поспешили за мной в расселину. Шустрый и проворный пес устремился вперед.

Расселина была настолько узкой, что я мог коснуться ее стен, расставив руки. Я с опаской посматривал на скалы, нависавшие над головой. Угроза камнепада была вполне реальной, да и камни под ногами нельзя назвать устойчивыми.

— Тише, тише, — мягко велел я бежавшему впереди меня пуделю и мальчику, который шел следом.

Словно карабкаясь по шаткой наклонной лестнице, я осторожно ставил ногу перед собой и, только убедившись в надежности камней, переносил на них вес тела. Каменные ступеньки были неровными, некоторые из них — еще и высокими, так что мне приходилось поднимать Гуго, чтобы помочь ему преодолеть препятствие.

Очень скоро он начал задыхаться, и щеки его запылали, как сигнальные флажки. Я и сам дышал с трудом: разреженность воздуха с высотой увеличивалась. Я все чаще останавливался, чтобы дать мальчику передохнуть. Тропинка становилась все круче и опасней.

Гуго лез вверх, помогая себе руками и ногами, и вдруг из-под него выскользнул камень. Охнув, ребенок упал на четвереньки и начал съезжать вниз.

Я метнулся и схватил его. Уцепившись за меня, он держался, пока мы выбирались на устойчивое место.

Подбежавший к нам Отто обнюхивал влажные щеки Гуго, а я, усадив мальчика на валун, осматривал царапины на его ладошках и коленках. Ничего страшного не произошло, но я понимал, что он выбился из сил и падение его порядком напугало.

Мы не поднялись и до середины расселины, но мне надо было сообразить, преодолеем ли мы гору в этом месте. Вовсе не хотелось притащить девять детей в такую даль лишь для того, чтобы вернуться с ними обратно.

Я потер затылок и взглянул на своих спутников, пристроившихся на валуне. Гуго провел тыльной стороной ладони по мокрым глазам.

— Вы двое, оставайтесь тут. — Я подкрепил слова жестами. — Сидите и ждите.

Когда я собрался продолжить путь вверх, Гуго захотел пойти со мной.

— Non, non![70] — Он колотил кулачком по моей ноге. — Ne те quitte pas.[71]

— Успокойся. Тише, тише! — Осознав, что мальчика не усмирить, я поставил его на камень уровнем чуть выше и повернулся спиной, чтобы он смог забраться мне на закорки. Я похлопал себя по плечу, Гуго обхватил меня руками за шею и обвил ногами туловище. Я поправил его руку так, чтобы он не цеплялся за место пулевого ранения. — Ну, теперь держись!

Я карабкался со всей осторожностью, учитывая груз за спиной и то, как он влиял на мое равновесие. Отто тоже стал передвигаться спокойнее и с оглядкой. Последние полкилометра пути мы поднимались по практически отвесной лестнице из валунов.

Расселина заканчивалась естественным амфитеатром. Если наш переход представить как лестницу из четырех ступеней, то мы достигли вершины первой.

Упершись руками в колени, я перевел дух, а затем обернулся назад и оглядел долину, из которой мы поднялись. Открывшийся вид заставил меня испытать благоговение. Изумрудная долина была глубокой, хребты окутал туман. Он вился вокруг верхушек деревьев, словно белая пена на гребне отливной зеленой волны. От этого зрелища, сурового и прекрасного, будто разжались тиски, сдавившие меня изнутри.

Однако груз у меня за спиной напоминал об ответственности. Я повернулся и начал изучать впадину, в которой мы оказались.

Напрямую подниматься по следующей гряде мы не могли: нам угрожал сход лавин. Хотя снег, прикрывавший склоны, смерзся и превратился в лед, было бы достаточно одного-единственного сорвавшегося голыша, чтобы вызвать цепную реакцию и погубить нас.

Обойти этот опасный участок и добраться до зоны тундры можно было лишь по хребту, который тянулся сначала на север, а потом резко поворачивал на восток. Дальше предстояло пересечь зону ледника. Но Белая Лошадь маячила еще выше над нами.