Я уйду с рассветом

Нагнувшись задуть лампу, я услышал легкое поскуливание. Бедный Отто стоял внизу у лестницы, виляя хвостом с выжидательной собачьей улыбкой на морде. Я спустился, и он запрыгнул мне на руки. Я взял его в охапку, как малое дитя, и поднялся вместе с ним.

— Тебе никто не сообщил? Ты — собака, а не человек.

В ответ он лизнул меня в щеку. Я усмехнулся и, поставив его на все четыре лапы на пол, почесал за ушами. Он растянулся в ногах у детей. Гуго заерзал под одеялом, чтобы улечься головой к своему мохнатому приятелю.

Шарлотта поймала мой взгляд и улыбнулась, поправляя одеяла. Я дождался, когда она закончит, и задул лампу. А потом лег на спину, сложив руки на груди, и заснул так крепко, что мне ничего не снилось.

Дыхание клубилось белым туманом, пока я пересекал северный участок долины. Вода отполировала стены ущелья, русла ручьев, которые сходились на дне долины, переплетались, подобно запутанным нитям.

Несмотря на то что долина сужалась, легче было пройти по ее ложу. По западным стенам забираться проще, однако на этот путь уйдет несколько дней, и он уведет нас на север и восток. К тому же неизвестно, насколько он проходим на высоте. Когда я попытался забраться по восточной стене, крутой и шероховатой, она начала осыпаться, и я скатился вниз.

Отступив, я присмотрелся к вершинам. Допустим, нам удастся выбраться из долины на хребет. Но пики, нависающие над северным ущельем, практически отвесны, к тому же покрыты снегом, который в любой момент может обернуться лавиной или опасным ледяным катком.

Заслышав голоса, я вздрогнул, как от выстрела. Здесь почти ничего не росло, и укрытие могли дать лишь низкорослые кустарники. Голоса доносились из долины, из-за ближайшего поворота, и они становились все громче.

Я упал на живот и заполз под редкие кустики, осознавая, что любой, кто присмотрится повнимательней, немедленно меня обнаружит. Я лежал, не двигаясь, еле дыша, уткнувшись лицом в холодную землю.

Голоса приближались, и через несколько мгновений в поле моего зрения возникли три пары сапог. Я не решился поднять голову, чтобы разглядеть их хозяев, но уже не сомневался, что это — немцы.

Я не осмеливался даже дышать, пока немцы проходили по краю лесной опушки. Обмякшее, безжизненное тело мертвого солдата придавило меня к земле, обеспечивая хоть и слабую, но защиту. Я изо всех сил старался не шевелиться. Мухи облепили уголки глаз и рта, и мне мучительно хотелось спихнуть с себя покойника и почесать лицо.

Артура я зарыл рядом, под грудой трупов. Губы у него дрожали, а глаза были полны ужаса, пока я прятал его безвольное тело среди мертвых.

— Не… бросай меня… Рис.

— Не брошу, — прошептал я, пряча его под телом погибшего. — Обещаю.

Немцы молча перебирали трупы, лишь один все время хрипло хохотал.

Я ощутил носок сапога у себя на ребрах. От грубого удара дыхание, которое я сдерживал, с шипением вырвалось из меня. Я застыл, а сердце затрепетало, когда я почувствовал, как рядом с горой тел, под которой я лежал, остановился солдат. Сначала все было тихо, а потом я услышал, как металл пронзает ткань и плоть. Мертвец, лежавший на мне, дернулся, и я прикусил грубую материю его униформы. Только это и помогло мне не закричать, когда в руку вонзился штык.

Рядом раздался вопль. Я был уверен, что либо меня, либо Артура обнаружили. Но это оказался кто-то другой, и он кричал, пока его не заставили умолкнуть выстрелами.

Я тяжело дышал, меня трясло и бросало то в жар, то в холод. Я продолжал напряженно прислушиваться, пока солдаты ходили по полю смерти.