— Что же вы, граф Оссори? — раздался голос из потемневшего враз угла. Людвик был в чёрном, но казалось, там действительно стало темнее, чем должно быть. — Вставайте, нам пора в Сегне, король заждался!
Лауритс? Заждался? Берни сжал край скамьи. Король не мог знать о его прибытии, фокусник не успел бы сообщить будь он хоть сотню раз демоном. Но король ждал… Неужели Рейнольт успел? И если успел, согласился ли Лари выдать Оссори? От злости на себя Берни скрипнул зубами. Побег будет недолгим и довольно смешным.
— Графу Оссори нужна помощь! У него серьёзное ранение. — Лекарь колыхнул брюшком, пригладил покрытую редкими чёрными волосами залысину. Холёные белые пальцы ловко задрали Оссори рубашку, но вдруг лекарь остановился. Перевёл взгляд с лица Берни на рану, пожевал губу, растерянно кашлянул.
— Как я и сказал, граф вполне может ехать, — пропел угол. — Или бравые драгуны боятся даже таких царапин?
Берни уставился на тонкую розовеющую царапину вместо раскрывшейся глубокой раны. Он чувствовал рану, он знал, что она всё ещё есть, но увиденное заставляло усомниться, в твёрдом ли он уме. Вот и первый фокус от мессира Орнёре. Рядом тихонько ахнула Альда, крякнул, осенив себя святым знамением, капитан Норшейн. Перед Оссори выросла тень, протянула руку с гладкой, без линий, ладонью.
— Ну как, граф, раздумали умирать? Идёмте.
Собрав силы, Берни поднялся. Руки Людвика он не взял. Кое-как натянув колет и плащ, Оссори оглянулся к ставшему таким родным Норшейну, но тот только кивнул ему, прощаясь. На скамье остался сидеть забывший о плате лекарь.
Едва захлопнулась дверь, Оссори повис на руке сенешаля. Тот будто ждал этого и ловко придержал готовящуюся рухнуть жертву.
— Рональд! Держись, сейчас мы сядем в карету. — Альда схватила его за другую руку. — Господин Людвик, что это за шутки?
За такой тон «господин Людвик» должен был обратить её в настоящую сосульку, но Берни услышал только виноватый вздох.
— Простите, не сдержался. Могу я загладить вину? — Орнёре без видимых усилий вёл его к своей карете. Оссори с трудом переставлял ноги, рана ныла и, кажется, кровоточила, но он успевал поворачивать голову от жены к сенешалю.
— Вы уберёте эту иллюзию и вылечите моего мужа по-настоящему.
— Разумеется, госпожа. — Фокусник покаянно кивнул. Альда довольно сжала Берни руку.
— Зачем ты его притащила? — зашипел Берни на ухо не в меру возгордившейся собой жене. — И что с Лари? Откуда он знает о нас?
— Графиня Оссори не притащила, я сам предложил ей помощь, а она согласилась. — На миг ветер потревожил поля шляпы Людвика, но Берни хватило и этого, чтобы увидеть пронзающий взгляд серых глаз с крошечными зрачками. — А Лауритс о вас понятия не имеет, Оссори. Вы всё ещё слишком высоко летаете.
Глава 27
Эскарлота
Айруэла
— Здесь ли ты, сестрица?…
Хенрика Яльте не ждала ответа, открывая ключом низенькую овальную дверь в покои мёртвой королевы, и всё же получила его. Луна осветила спальню овалами прозревших окон, когда Хенрика освободила их от бельм штор. Ледяная фигурка, зайчонок со снежной шёрсткой, краса Блицарда, Диана не пожелала оставить в огненном крае и следа от себя.
Отраву нашей жизни вбирает не камень стен. Если ты Яльте, то отраву твоего бытия впитают руны и кристаллы из недр Аделаидских гор. Деревянный гребень с резьбой, воплощающей полёт над волнами сокола. Ленты, вышитые девицами Яльте и вплетённые друг другу в косы накануне прощания. Серебряное блюдце с закоптевшим от обрядов дном. Шкурка ласки, что зовёт духов, когда гладишь её и шепчешь заветные слова. Связка медных бубенцов, чьи язычки раскрашены красной эмалью. Тряпичная кукла в тиктийском венце — она выслушает и сбережет любые твои секреты. Кому поверяла их бедная Диана? Куда пропало всё, чем она по-настоящему владела?
Пустые поверхности из мозаик и перламутра, столь чуждых Северу, запертые кофры. И холод, вечный холод, для кого и зачем теперь разводить огонь?
По лунному велению по мозаичному полу поплыли лебеди, приманенные горстями зёрен в ладонях какой-то святой. Стены замерцали творёным золотом, покрывавшим тиснёную кожу обоев. С капителей колонн ангелочки свесили любопытные личики. Каково было тяготевшей к вере предков сестрице под сим блистательным, богоугодным надзором?
Чем дальше ступала Хенрика в глубь первой комнаты, тем явственнее чуяла горькие травяные запахи, сотворённые не ворожбой — лечением хвори, погубившей бедную сестру. Воспаление лёгких, так сказали Хенрике, и за названием болезни ей слышалось недосказанное осуждение: немудрено при таком-то образе жизни, с ледяными ваннами, ездой верхом в любую погоду! Что ж, королеву лечили невежды. Недобрая к блицардской принцессе, Эскарлота нашла способ уложить её в свою огнистую землю. Но как это было неправильно!