Ярость

Посыльный выхватил нож и ударил Фервурда; при этом, как ни странно, премьер-министр продолжал улыбаться, как будто не понимал, что происходит. Убийца выдернул лезвие, и серебряный блеск клинка затуманился розовыми потеками крови.

Шаса рванулся вперед, но Манфред продолжал держать его за руку.

– «Маньчжурский кандидат», – прошипел он, и Шаса застыл.

Стоя над премьер-министром, убийца ударил еще раз, а затем еще. С каждым ударом кровь выплескивалась на белую рубашку доктора Фервурда, и он вскинул руки в жалобном жесте мольбы.

Наконец ближайшие к премьер-министру люди осознали происходящее и бросились на убийцу. Целая толпа навалилась на него, но тот отбивался с нечеловеческой силой.

– Где дьявол? – безумно кричал он. – Я достану дьявола!

Его повалили на зеленый ковер и прижали к полу.

Доктор Фервурд все еще сидел на своем месте, глядя на собственную грудь, залитую яркой кровью. Потом он запахнул полы пиджака, словно желая скрыть ужасающий вид собственной крови, и со вздохом соскользнул вперед, рухнув на покрытый ковром пол зала заседаний.

Шаса и Манфред де ла Рей сидели в парламентском кабинете Шасы, когда Триша принесла новость:

– Джентльмены, только что позвонил партийный представитель. Доктор Фервурд скончался по прибытии в госпиталь Фолкс.

Шаса подошел к шкафчику, стоявшему за его столом, и налил два бокала коньяка.

Они молча выпили, глядя друг другу в глаза, а потом Шаса опустил бокал и сказал:

– Мы должны немедленно начать составлять список тех, на кого можем положиться, кто поддержит тебя. Думаю, Джон Форстер – тот, с кем ты сразишься за премьерство, и его люди уже начали хлопотать.

Они проработали вместе всю вторую половину дня, готовя свои списки, ставя галочки, крестики и знаки вопроса напротив имен. Они звонили по телефону, подольщались и вымогали, договаривались о встречах, раздавали обещания и обязательства, торговались и шли на компромиссы; и по мере того как день клонился к вечеру, в кабинет Шасы потоком шли важные посетители-союзники.

Пока они работали, Шаса посматривал на Манфреда и снова удивлялся, что за прихоть судьбы свела их вместе, сделав такими странными попутчиками. Казалось, у них не было ничего общего, кроме одной жизненно важной особенности – жгучих неослабных амбиций и жажды власти.

Что ж, теперь власть находилась, можно сказать, у них под рукой, почти в пределах досягаемости, а Манфред буквально одержим ею. Влияние огромной силы его характера ощущали все, кто входил в кабинет Шасы. Эта сила захватывала их одного за другим, и они подходили и клялись Манфреду в верности.

Постепенно Шаса начал понимать, что это уже не предполагаемая возможность, даже не шанс. Они должны победить. Он ощущал это всем существом, всем сердцем. И место премьера, и президентство принадлежали им. Они должны победить.

В этом головокружительном возбуждении день пролетел незаметно, старинные часы в углу кабинета Шасы мягко отбивали каждый час, и это был настолько знакомый звук, что Шаса почти не замечал его, пока они не пробили пять; и он вздрогнул и вскочил на ноги, сверяясь с наручными часами.

– Уже пять часов. – Он направился к двери.

– Куда ты? Ты нужен мне здесь, – окликнул его Манфред. – Вернись, Шаса!

– Я вернусь, – ответил Шаса и выбежал в приемную.

Там тоже ждали люди, важные люди. Они встали навстречу ему, а Триша позвала:

– Мистер Кортни…

– Не сейчас. – Шаса быстро прошел мимо них. – Я скоро вернусь.

Пешком до вокзала можно было добраться быстрее, чем на «ягуаре» в час пик, и Шаса пустился бегом.

Он понимал, что женщина-информатор наверняка так нервничает и боится, что, скорее всего, не станет ждать. Он должен был оказаться на месте до назначенного времени. На бегу он ругал себя за то, что забыл о такой важной встрече, но сегодня всеми владели замешательство и неуверенность.

Он мчался по тротуару, запруженному офисными служащими, которые после утомительной дневной суеты массово высыпали на улицу, Шаса толкался и проскакивал между ними, пробивая себе дорогу. Некоторые из тех, на кого он налетал, сердито кричали на него.

Перебежав дорогу между медленно двигавшимися машинами, Шаса наконец очутился у входа на вокзал со стороны Эддерли-стрит. Часы над главным вестибюлем показывали пять тридцать семь. Он уже опоздал, а четвертая платформа находилась в дальнем конце здания.

Шаса с бешеной скоростью пронесся через вестибюль и оказался на платформе. Здесь он перешел на торопливый шаг и направился вдоль платформы, изучая лица ожидавших пассажиров. Они безразлично посматривали на него, а он бросил взгляд на часы над платформой: пять сорок. Он опоздал на десять минут. Она пришла и ушла. Он упустил ее.

Стоя в центре платформы, Шаса в отчаянии оглядывался по сторонам, не зная, что теперь делать. Репродуктор оповещения над его головой сообщил: «Поезд из Стелленбоса и Кейп-Флэтс прибывает к четвертой платформе».

Конечно, вот в чем дело. Шасу охватило огромное облегчение. Поезд опоздал. Она должна была приехать в нем, поэтому и выбрала это место и это время.