Ярость огня

Я ясно дала понять капитану городской стражи, что ни в коем случае нельзя применять смертоносное оружие против протестующих: ни сабли, ни стрелы, ни взрывчатку. Но я не могла отдавать подобные приказы самим протестующим. Как бы мы ни пытались остановить их, кое-где начались грабежи и погромы, наносящие еще больший ущерб городу, и без того разрушенному воздушными ударами. Зернохранилища, спасенные от огня, теперь разграблялись горожанами. Бунтовщики выдирали булыжники из тротуаров, чтобы швырять их в городскую стражу, и насильно срывали металлические браслеты с граждан, которые все еще носили их. Я не ждала разрешения Первого Защитника, самолично приказывая страже прекратить настаивать на обязательном ношении браслетов.

На мне была надета мантия, скрывающая мое звание, но поскольку я одна из четырех женщин-стражников, меня узнавали. Снова и снова доносилось до меня оскорбление, которое я уже слышала раньше: стерва-командующая.

Но к нему добавилось новое.

Шлюха Повелителя драконов.

Между нами с Аэлой не происходил всплеск эмоций.

Стражники пытались усмирить протестующих выстрелами пепла, заранее окатив драконов водой. Небольшие размеры и беззлобный нрав драконов-аврелианцев делали их наиболее подходящими для патрулирования городов. Они выполняли основную часть работы, их поддерживали небесные рыбки, а также грозовики, пока у них еще хватало сил сдерживать злость. Каждый должен был подчиняться приказу – немедленно подниматься в воздух, если вдруг произойдет всплеск эмоций. Я ощущала отголоски страха и разочарования Аэлы, пульсирующие во мне, словно второй пульс. Но пока я сохраняла спокойствие, она тоже оставалась спокойной.

А вот протестующие – нет. Их ярость была столь безудержной, что я беспокоилась не только о зернохранилищах Яникула и Внутреннего Дворца, но и о том, как бы не начались массовые кровопролития.

Мы блокировали мосты на верхний берег и готовились их перекрыть.

Крики доносились с другого берега реки, с узких мест на мостах, где городская стража и гвардейцы противостояли протестующим, стремящимся прорваться с нижнего берега. Зеленые банданы и шарфы усеивали толпу, некоторые лица были закрыты, но остальные к тому времени уже осмелились показать себя. На тех, кто потряхивал перед нами своими кулаками, не было видно ни одного металлического браслета.

На другом берегу реки перед входом на мост Хаймаркета приземлились два дракона: белый аврелианец и серебристо-серый грозовик. Ли сюр Пэллор и Кор сюр Маурана. Дочь Саутсайда сидела за спиной Кора, а ее зеленый шарф, повязанный вокруг головы, виднелся даже на расстоянии.

Когда они спустились в толпу протестующих, их встретили аплодисментами.

Ли сюр Пэллор в сверкающих доспехах снял шлем и поднял руку. Его слова разнеслись по реке:

– Все одинаково достойны. Ана Саттер была достойна.

И после того как аплодисменты стихли, раздалась другая, громко скандируемая фраза, которую вбросила в толпу Дочь Саутсайда:

– Ли сюр Пэллор, Сын Революции.

Мы, сидя верхом на драконах, возвышались над толпой, поэтому, когда Ли обернулся и посмотрел через темные воды реки Фер, я знала, что в этот момент он видит меня. Я застыла на месте, в сотый раз задаваясь вопросом, одобрил ли он статью Мегары. Считает ли он, что я непригодна для службы.

Ли отвернулся и продолжил свою речь. Кор и Мегара ни разу не взглянули в мою сторону.

Мы продолжали держать оборону.

На второй день бунтовщики начали выламывать руки людям, которые не сняли браслеты.

Они ломали руки золотым.

А затем выламывали руки тем, кого считали золотыми.

Вернувшись в Обитель, Пауэр с моего разрешения начал просматривать мою почту. Он не рассказывал мне о содержимом писем, которые находил среди официальной корреспонденции и тут же сжигал.

Но я догадывалась.

ЛИ

В конце третьего дня я застал Вэла Лазаре, Ло Тейрана и Ричарда Тиндейла в застекленном кабинете, расположенном рядом с отделом новостей, который раньше принадлежал главному редактору «Народной газеты». Старое название было перечеркнуто, а на его месте виднелось вырезанное перочинным ножом слово, которое лидеры Отверженных выбрали для себя: «Правление».

– Когда мы начнем переговоры? – поинтересовался я.

Я чувствовал праведный гнев людей, когда они снимали свои браслеты, радость, когда они скандировали: «Мы все одинаково достойны». Но я также видел и сломанные руки. Стража в панике начинала доставать сабли, а не дубинки. Зернохранилища на нижнем берегу были разграблены там, где городская стража, отступившая на верхний берег, не могла их остановить. Но, несмотря на то что зерно раздали беднякам, хлеба больше не стало.

Сколько еще выдержит город, прежде чем мы сядем за стол переговоров с Внутренним Дворцом?

Они, отвернувшись от меня, изучали карту города.

– Всему свое время, – сухо откликнулся Тейран.

– Ждешь не дождешься своего часа, да? – пошутил Лазаре.

Я отвернулся, слишком расстроенный, чтобы ответить, и Тиндейл выкрикнул мне вслед:

– Ты хорошо справляешься, Ли. Я знал, что в тебе это есть.