Ярость огня

После освобождения он ни разу не упоминал о наших разговорах в прошлом семестре, которые закончились доносом Энни, обвинившей его в мятеже, поэтому я впервые услышал нечто на то, что он когда-то сказал мне в пустой аудитории. «Я знал, что в тебе это есть». Ссылался на мое происхождение, на превосходство крови, на вечный зов Триархов?

Мне казалось, что Тиндейл забудет о своих прежних идеалах, связавшись с группой радикальных демократов.

– Это другое, – сказал я ему.

Тиндейл с улыбкой кивнул в ответ. Я, взволнованный, вышел из кабинета.

Снаружи, в редакции, появился Джестер, повелитель улиц из Чипсайда, с бочонком эля и новым мешком хлеба.

– Пожертвовано добрыми людьми из Каллиполиса, – объявил он залу, и хотя слово «пожертвование» вряд ли здесь было уместно, но мне слишком сильно хотелось есть, чтобы размышлять над его речами, когда он сунул мне горбушку хлеба.

Первая нормальная еда за день вызвала в комнате восторг. Поднимались тосты за Дочь Саутсайда, за Сына Революции. Кто-то выкрикнул «стерва-командующая», и я обернулся на него. Кор сидел за столами вдоль стены, прихлебывая эль и смеясь над тем, что говорила Мегара. После смерти Аны его бросало от угрюмого молчания к яростной энергии.

– Ты не напечатала худшего. Вы не поверите, чем она еще занималась. Встречалась с… – заговорил он.

Он собирался сплетничать о тайной операции Энни с Гриффом Гаресоном. В два шага я оказался у их стола и, обхватив Кора сзади за шею, прижал друга к столу.

– Заткнись.

– Дракона ради, Ли…

Я отпустил Кора, и он выпрямился, потирая шею.

– Ты ужасно взвинчен, – заметила Мегара.

Пиршество в комнате не утихало, но тем не менее я с отчаянно бьющимся сердцем оглянулся, чтобы понять, кто еще мог нас услышать.

– Сколько дней осталось до Нового года? – спросил я.

Три. Это значило, что через четыре дня Грифф Гаресон встретится с Энни с надеждой, что она достанет драхтаназию. Но она, насколько мне известно, до сих пор не знала, где ее искать.

А город тем временем раскалывался на части, и никто из лидеров Отверженных, казалось, не собирался положить этому конец.

Мне нужно было поговорить с Энни.

После наступления ночи я поднялся на крышу, где Пэллор гнездился вместе с двумя другими драконами, и оседлал его. Мы в считаные минуты взмыли городом, затерявшись в ночной темноте, а четверть часа спустя приземлились во дворе Обители.

Слетаем туда и обратно. И никому не стоит об этом знать.

В кабинете Первой Наездницы я застал Пауэра, просматривающего почту Энни. В очаге рядом с ее столом горел огонь. Когда я вошел, он поднял глаза, демонстрируя свою классическую усмешку:

– А вот и наш всеми любимый лидер повстанцев.

У меня не было настроения шутить с Пауэром:

– Почему ты вечно вламываешься в этот офис?

Пауэр притворно потянулся.

– Похоже, на этот раз врываешься ты. Я здесь по приглашению. Разбираюсь с письмами недоброжелателей. Твоя подружка неплохо подорвала ее авторитет.

И хотя я чувствовал то же самое, его тон и тот факт, что об этом говорит Пауэр, заставили меня спорить.

– Энни много чего натворила.

Пауэр фыркнул:

– Тогда зачем явился сюда? Защищать Роупер?

– Я хотел поговорить с Энни.

Мне нужно было сказать, что я не имею никакого отношения к этой статье. Нужно было выяснить, существует ли хоть малейший шанс на то, что она встанет на мою сторону, чтобы помочь утихомирить бурю, которая, боюсь, выходит из-под контроля. Но Пауэр не заслуживал ни одного из этих признаний.

Он поднес письмо к носу.

– Она ушла. Решила выгулять Аэлу. Хочешь послушать, что они пишут? Вот, например: «Иди раздвинь ноги для какого-нибудь другого Повелителя драконов, ты, крестьянская шлю…»

– Хватит.

– Я уверен, что она не захочет с тобой разговаривать, Ли.

– Мне нужно с ней поговорить.

– О чем? Извиниться?

Тон Пауэра прозвучал язвительно. Я не решился признать его правоту и вместо этого сознался в другом:

– Мне нужно поговорить с ней о драхтаназии.

Он должен быть в курсе ее планов, учитывая, что ходил с ней во все ночные патрули, когда она встречалась с Гаресоном.

Пауэр умолк.

– Что?

– Драхтаназия. Грифф, я знаю, где она может достать яд.

Пауэр отбросил письмо в огонь, где остальные уже превратились в пепел.

– Не понимаю, о чем ты. Но я передам, что ты заходил.

Я схватился за дверную ручку. Пауэр торжественно мне отсалютовал:

– Увидимся на баррикадах.

ЭННИ