Ярость огня

Я ждал разговора о Даке с тех самых пор, как уселся в ванну рядом с ней. Ждал упреков, которых я заслуживал. И только сейчас я осознал, что она была слишком занята тем, что винила себя. Конечно. Вот почему она не приходила.

– В моем отряде были наездники драконов, которые не вспыхнули.

– Он не справлялся…

– Это не твоя вина.

Энни глухо застонала. Как будто это очередная фраза из круговорота мыслей, в которых она застряла.

– А хочешь знать, что самое нелепое? – пробормотала она. – Самое нелепое в том, что он, кажется, думал, что защищает меня.

Она рассмеялась, и когда смех сменился слезами, я притянул ее ближе к себе.

– Ну, это было довольно глупо с его стороны.

Энни издала сдавленное фырканье, прижимаясь к моей груди.

– Ты не можешь так говорить о людях, которые… – И разразилась рыданиями.

Я обнимал ее до тех пор, пока вода в ванне не остыла. И хотя в воде мы ни капли не стеснялись друг друга, выбравшись из ванны, отвернулись друг от друга, чтобы одеться. Она вытирала волосы, когда раздался стук в дверь и в дверях появилась не Алекса или Дейдра, а Кор.

Он не спросил, что я здесь делал, и даже, казалось, не заметил меня. Бледный, с аккуратно зачесанными на пробор волосами, он посмотрел на покрытое красными пятнами лицо Энни и сказал:

– Я просто все время думаю… Дак ведь не хотел бы, чтобы я вел себя с тобой по-свински на его…

Он не в силах был произнести «похоронах».

Энни прижала ладони к глазам.

– Оставим это на потом? – предложила она дрожащим от слез голосом.

Кор фыркнул от смеха, большего похожего на всхлип.

* * *

Похороны павших стражников проходили на острове Мертвых, месте захоронения драконорожденных еще до Революции. К кладбищу вела узкая тропинка из внешних покоев Дворца, которая петляла к дальней стороне Крепости и соединялась единственным пешеходным мостом с островом в центре реки Фер.

Ступив на него сегодня, я понял, что никогда прежде не присутствовал на похоронах.

Сейчас остров был уже не тем, каким я его помнил: усыпальницы, в которых когда-то покоились останки моих предков, были обезображены во время Революции, а могил для драконорожденных, убитых во время нее, не появилось. Осматривая остров, я гадал, где бы они могли лежать. Мои родители, брат и сестры. Неизвестно, что случилось с теми, кто был убит в Дворцовый день, но я осознавал, что их память точно никто не почтил. Сегодня давнишние разрушения скрывало снежное покрывало.

От Дворца до острова, где уже собрались высокопоставленные чиновники из Министерства и члены их семей, мы шли пешком, а драконы летели над нами. Когда под моими ботинками захрустел чистейший снег, укрывающий место упокоения моих предков, меня вдруг сковала боль Лео, сына Леона.

Но когда я увидел своих друзей, собравшихся вокруг погребального костра, все остальные мысли испарились. Пэллор, приземлившись рядом со мной, уткнулся носом в мою руку, пока его сложенные крылья трепыхались на ветру.

Процессия остановилась. Похоронные носилки установили над кострами. Всадники со своими драконами образовали кольцо вокруг, а осиротевшие драконы приземлились рядом с ними. Их крылья поникли, хвосты метались по снегу, а когда они подняли головы, их тревожные глаза устремились к горизонту. Им недолго здесь осталось.

Энни на свинцовых ногах подошла к семье Саттеров, стоящих рядом с Кором. Она поклонилась им, протягивая сложенную форму Дака. Когда миссис Саттер попыталась взять ее, Энни не смогла отпустить сверток.

Мать Дака наклонилась и, ухватив Энни за руку, притянула к себе:

– Энни, дорогая. Иди ко мне.

Она заключила ее в крепкие объятия. Что-то говорила, прижимаясь лбом к лбу Энни, но я не мог разобрать слов.

За погребальными кострами была воздвигнута новая надгробная плита. На ней виднелась надпись на каллийском языке: «Павшие Стражники».

Ниже были вписаны три имени. Осталось место и для других.

Прежде чем зажечь костер, Атрей произнес похоронную речь:

– Восемь лет назад тридцать два молодых человека со всего Каллиполиса стояли передо мной и давали клятвы верности народу нашего острова. Они поклялись летать на драконах, защищая Каллиполис, сражаться за справедливость. Поклялись служить до тех пор, пока смерть не освободит их.

Я помнил тот день.

Помнил, как произносил эти клятвы, думая, а верю ли я в них. Почувствовав холодок, бегущий по спине от его слов, я понял, что тогда верил. Я искренне хотел быть стражником Каллиполиса. Следовать за этим человеком и верить в его идеи.

– Все мы – революционеры, – продолжил Атрей. – Мечтаем о справедливом мире для наших детей. Готовы на жертвы во имя великих идеалов.

«Мы все – революционеры».

Я вдруг осознал, что слова Атрея Атанатоса более могущественны, чем он сам. Словно драконий огонь, который невозможно сдержать. Потому что он был прав в гораздо большем, чем думал. Я все еще верил в эти клятвы, даже если не перестал верить в этого человека.

А сейчас, глядя на погребальные костры моих друзей, верил куда сильнее, чем раньше.

– Сегодня мы воздаем честь первым из вас, кто выполнил свои клятвы. Признаем их жертву. Надеемся, что вы, оставшиеся стражники, продолжите их дело.