Ярость огня

Это Ханна Лунд, моя патрицианская подруга с курса драконьего языка, с которой я случайно познакомилась, когда проигнорировала Мегару Роупер в прошлом семестре. Смятый лист тонкой бумаги внезапно развернулся, и Ханна резко прикрыла его рукой, но, заметив, что я смотрю, попыталась убрать его с глаз долой.

– Что это? – спросила я.

Профессор еще не появился, и я вдруг осознала, что я была единственным студентом в классе, не считая Лотуса, кто носил форму. Мы переглянулись с Ханной, и наши взгляды вспыхнули, словно искры. Она в конце концов вздохнула и с оцепеневшим лицом протянула мне лист бумаги.

Отверженные напечатали листовку, описывая нашу реакцию на нападение на зернохранилище.

Заголовок гласил:

«Защищая богатых и угнетая бедных: стражники поступают так, как всегда поступали драконьи наездники».

Под ним на фоне неказистого изображения Лицея были криво изображены два драконьих наездника, стреляющих по мирным жителям.

Над наездниками виднелись надписи: Первая Наездница и Тертиус Каллиполийского флота.

Другими словами, Пауэр и я.

И хотя все это время я с чувством вины и стыда размышляла о ночи налета на Лицей, в голове первой проскочила мысль о том, что эта печать – примитивное искажение ситуации, которая спровоцирует волнения в городе. А еще я думала о том, что мне придется их подавить, даже если это противоречило моим принципам.

Это усложнит мою работу, с которой мне станет все труднее справляться.

И этот пасквиль разительно отличался от того, что сообщали «Народная газета» и «Золотая газета», которые освещали события, пока мы находились на форте Арон: там говорилось, что налет на зернохранилище отразился на пайках, и восхвалялся героизм стражников, защищавших Лицей.

Я оторвала глаза, увидев, что к группе присоединился Лотус, на лице которого застыла тревога. Мои одноклассники смотрели на нас, и я поняла, что Ханна что-то говорит.

– Мы знаем, что это совершенно необъективно…

Мы

– это кто? Лицеисты, которые не понимали, каково это – голодать, которые даже представить себе не могли степень отчаяния, спровоцировавшего представителей железного класса пойти на штурм в поисках зерна?

Я услышала, как отвечаю ей, словно это говорил кто-то другой:

– У тебя этого быть не должно. Это незаконно.

– Энни, – пробормотал Лотос, голос которого я слышала словно издалека.

Глаза Ханны ярко вспыхнули, и на какое-то мгновение мне казалось, что виной тому страх быть пойманной на хранении запрещенных материалов. Но ее слова убедили меня в обратном:

– Ты в порядке?

Меньше всего мне сейчас нужна была жалость патрицианки. Я схватила запрещенную листовку Ханны, запихнула ее в свой ранец и направилась к ближайшему ряду пустых парт. Затем положила ранец на сиденье около меня, чтобы никто не попытался сесть рядом.

В дальнем конце зала рядом с Кором заняла место Мегара Роупер, чьи длинные волосы рассыпались по плечам.

Подслушанный вчера вечером разговор снова прокручивался у меня в голове.

«Мы выпустим это завтра».

Кор смотрел на фотографию, где я стреляла по мирным жителям, и одобрил ее, пока я находилась в его собственном доме.

И что мне теперь делать? Я могу донести на них, но даже если я смогу убедить себя в том, что Мегара заслужила это, как быть с Кором? Чья сестра голодала при нашей системе распределения продовольствия, чей брат только что погиб из-за меня?

Разве кто-то заслуживал того, чтобы на него донесли только за то, что он говорил правду?

Особенно я, кто был виноват во всем, что происходит.

У меня так сильно защипало глаза, что доска, на которой писал профессор, начала расплываться. Я моргнула, пытаясь сфокусироваться. Профессор Лавиния написала заглавными буквами одно слово: «ДРАХТАНАЗИЯ».

– Ну что, приступим?

Я оцепенело слушала ее лекцию о яде, который убил драконов во времена Революции.

– Драконы невосприимчивы к большинству ядов, а создание драхтаназии – это легендарное и невероятно сложное искусство, – начала она, пока я смотрела на затылок Кора, на густую гриву Мегары Роупер, не в силах стереть из памяти ту карикатуру, кипя от бешенства. Профессор продолжала рассказывать, но я ничего не слышала. Почему я не запомнила Мегару тогда, когда мы учились вместе?

Но я знала ответ на свой вопрос: я тогда была так сосредоточена на Ли и Тиндейле, круживших друг вокруг друга, так восхищалась патрицианскими студентами вроде Ханны Лунд, предлагавшими дружбу, что ни на кого другого в этой комнате не обращала внимания.

«Он придет», – сказал Кор Мегаре, когда она спросила о Ли.

Ли тоже видел эту картинку вчера вечером? Одобрил ли он ее?

Профессор Лавиния продолжала:

– Дворцовый день – самый известный день Кровавого месяца. Но, возможно, куда более важной для успеха Революции стала ночь в начале Кровавого месяца, известная как Сиротская ночь, когда революционеры взяли драхтаназию, украденную из тайников Повелителей драконов, и использовали ее для уничтожения их флота.