Ярость огня

– Классический лицемер, – пробормотала Мегара, глядя на Пауэра. – Надо было позволить Джестеру прикончить его.

На мгновение я даже забыл, что она здесь.

Листовка лежала на столе между нами. Я развернул ее. Мегара ждала, вертя в пальцах длинную черную прядь волос. Она не сводила с меня зеленых глаз, таких же ярких, как и ее шарф, оценивающе улыбаясь.

– Ну что? – поинтересовалась она. – Ты придешь сегодня вечером?

Я посмотрел на картинку с изображением драконьих наездников, стреляющих в прячущихся горожан.

Энни, которая должна была служить идеалам справедливости, защищала Атрея и ему подобных от голодающих людей.

Поленья в костре. В костре, который сожжет этот мир дотла. Но жизнь в пепле подобного костра научила меня, что на этом все не заканчивается.

Любой мог разжечь костер. Проблема в том, что происходит потом.

Я сложил листовку и протянул ее Мегаре. Затем поднялся, взял сумку и вышел из библиотеки.

Как я и предполагал, Мегара последовала за мной.

В коридорах было пусто, двери классов – закрыты, потому что вовсю шли занятия, а на каменных стенах ничего, кроме досок объявлений со списками студенческих групп Лицея и афиш предстоящих мероприятий, не висело. Закрыв за собой дверь библиотеки, я повернулся к ней. Теперь мой голос прозвучал куда громче:

– Есть ли у Отверженных четкое представление того, чего они хотят? Или оно заключается только в этом?

У меня было нашлось время подумать об этом, начиная с ночи налета на Лицей. Я размышлял о похищенном зерне, о поджоге зернохранилища, которое Отверженные не успели опустошить. Сегодняшняя карикатура только еще больше укрепила мои подозрения: стражники были отличными козлами отпущения, но искать козлов отпущения – неудачное решение.

Безрассудный побег вместе с Дочерью Саутсайда в ночь бунта одурманивал новыми ощущениями. Но я не собирался привязывать себя к кораблю, не имеющему штурвала.

Тем более к тому, который делал из моих друзей мишени.

Улыбка Мегары померкла. Она, не глядя, спрятала листовку в сумку, стоя у стены всего в шаге от меня. Мегара была далеко не маленького роста, но ей все равно пришлось слегка откинуть голову назад, чтобы заглянуть мне в глаза. Ее взгляд скользнул по эмблеме стражника на груди моей формы, а затем вернулся к моему лицу.

– Конечно, у нас есть четкое представление того, чего мы хотим. Мы хотим равенства, – ответила она.

– Это слишком неопределенно.

– А как бы ты сказал?

– Вы хотите равноправия. А это означает необходимость конституционных реформ. Отмену металлического теста, восстановление Народного Собрания, защиты свободы слова.

Мегара улыбнулась:

– Как сделали в Дамосе?

– Как в Дамосе.

Мы облекли мысли в слова, чего я хотел с тех пор, как вернулся из Крепости, а Энни сказала мне правду. То, чего я ждал. То, что пришло время сделать.

Вырвать власть из рук ублюдка, который отобрал ее у моей семьи, и передать в руки тех, кто того заслуживал.

– Что ж, тогда, – начала Мегара, и ее зеленые глаза блеснули, – почему бы тебе не прийти и не заявить об этом во всеуслышание?

19

Ночные странствия

ГРИФФ

Дни после нападения каллиполийцев проходили как в тумане. Воспоминание о тяжести ключа от цепи Спаркера в моей ладони, соприкоснувшейся с ладонью Дело, было похоже на сон, хотя ключ – физическое воплощение того, что все происходило наяву. Мне не давали покоя мысли о встрече под луной со странной каллиполийской Первой Наездницей, о моем предложении встретиться вновь через несколько дней. «Она придет, – убеждал себя я. – Она должна прийти».

Я видел, как она колеблется. Но я почувствовал ее. Она была достаточно умна, чтобы сразу понять, насколько это предложение было выгодным.

В день, когда я планировал встретиться с Антигоной, Иксион сообщил мне, что я буду прислуживать за столом на совещании, чего всегда ужасно боялся, но сегодня только улыбнулся в ответ.

Совещание проходило между Иксионом, Радамантусом и его сыном Роудом в покоях, которые полуаврелианцы заняли во Временном Дворце после пожара во Дворце Великого Повелителя. Окна выходили на море, из которых открывался вид на покатые спины карстовых колонн Торнроуза и Кнолла; на стене висела эмблема Триархов – три дракона, кружащих вокруг черного клевера изгнания. Эта часть Крепости не пострадала от воздушных ударов, хотя окна покосились, покрывшись копотью. Я заваривал чай в углу комнаты, когда распахнулась дверь и появился четвертый гость: Дело.

Он застыл при виде меня. С тех пор как вернул мне племянников и отдал ключ Спаркера, у нас не было возможности увидеться друг с другом и поговорить.

– Ты покойник, – выдал Роуд.

Радамантус бросил на сына строгий взгляд.

– Дело, добро пожаловать. Присаживайся.

Дело прошел вперед и сел в кресло, а Радамантус натянуто улыбнулся двум другим собеседникам:

– Нам сообщили, что это ты впустил простолюдинов в склеп с драконорожденными женщинами и детьми. Это правда?

– Это правда, дядя, – ответил Дело.

«Дядя» – это форма учтивого обращения к старшим, принятая в Трех Семьях, которая никак не связана с родством.