Идеальная совокупность. Том 1

Контросвещение ограничивало видимость.

— Алекса-андр Миха-алыч! — интонация стража сменилась на кунацкую.

Руководитель СО прошагал в кабинет громогласного усача. Там было не развернуться. На полу теснились набитые до отказа клетчатые китайские баулы — инвентарь «челноков», массово принятый на вооружение арестантами. Стол завален продуктами и шмотками, на подоконнике высилась внушительная пирамида сигарет без фильтра. Пачками, из которых их вылущили, была заполнена мусорная корзина в углу.

— Передачки дербанишь? — давнее знакомство допускало шутки на грани фола.

— А то! — Капустина взять на понт было трудно. — Здравия желаю, Александр Михалыч! — он протянул огромную пятерню.

— Со всей дури не жми, — предупредил Кораблёв.

Лапища у Капустина шершавая, как наждак. В жёстких мозолях от грифа штанги и черенка лопаты.

Двухметровый бродяга, вечный майор десять последних лет грозил свалить на пенсион, «садить капусту и разводить курей». Зимой и летом он был одного цвета — серо-голубого — за счёт спецназовского камуфляжа «Ночь».

Грубиян и авантюрист, замнач ИВС по оперработе периодически прожигал кафтан. Многое ему прощалось за успехи ВКР по особо тяжким преступлениям.

— С Маштаковым потолковать пожаловали?

— Ты догадлив.

— А то! — новомодная фразочка привязалась и к усатому. — Он всю дорогу был мутный. Ваших кровей, прокурорских! Га-га-га! Правильно я говорю?

— Добрый ты человек, Сергей Евгеньич.

Капустин рад комплименту. Засмеялся беззвучно, притворив набрякшие веки, а рот накрыв загребущей ладонью, кожа на тыле руки сморщилась. Вылитый гриф-стервятник — изрядно постаревший, но ещё грозный.

— Пойдемте, провожу, — «гриф» крутнул на указательном пальце связку циклопических ключей.

Зарабатывая очки показной лояльностью, майор привычно играл на два кармана.

Час назад он устроил сдавшему дежурство Титу встречу с Маштаковым. Записка следователя «С/з[116]

 без моего разрешения не выдавать никому!» устрашить Капустина не могла априори. Изолятор был его вотчиной.

Друзья шептались в пищеблоке, вдали от камер наблюдения. О чём шептались — их дела. Главное, уложились в оговоренные десять минут. Титов оставил узнику сигареты, чай, печенье. Предметы первой необходимости в неволе.

Путь в ИВС преградила дверь «предбанника». Вставляя ключ в замочную скважину, Капустин свободной рукой нажал на кнопку звонка. Предупредил своих орлов — иду не один.

— В какой вывести? — уточнил он, когда спустились в «трюм».

— Сюда, — Кораблёв указал на левую дверь.

Помещение за ней было оборудовано двумя рабочими местами, а не четырьмя, как соседнее, не придётся сидеть нос к носу.

— Как скажете.

Обстановка в допросной убогая. Древние, обшарпанные, чиненые-перечиненные столы то ли письменные, то ли хозяйственные, по обе стороны каждого — табуреты, привинченные к бетонному полу. Стены вымазаны масляной краской грязно-зелёного цвета. Бугристый потолок закопчён, хотя его не так давно освежали побелкой. Ничего удивительного, изолятор — вагон для курящих. Воздух напоен подвальной затхлостью. А чем ему отдавать, если кутузка в нарушение всех эмвэдэшных приказов расположена в цокольном этаже?

Скрипуче проныла дверь, впуская Маштакова, хмурого, с заложенными за спину руками.

Над его плечом топорщились соломенные усищи майора.

— Ну, вы погутарьте тут. Я — на кухне, если чего. Требованьице дежурный заполнит от вашего имени, Александр Михалыч. Черкнёте, где надо, когда уходить будете.

Выводя Маштакова к Титову, Капустин такой формальностью, как требование на вывод, не запаривался.

— Здравствуйте, — обратиться на «ты» у визитёра не повернулся язык.

— Здрасьте, — сквозь зубы процедил Маштаков и, не дожидаясь разрешения, не нуждаясь в нём, упал на стул, ухарски забросил ногу на ногу.

Его выходка покоробила Кораблёва. Зачем же хамить так откровенно?

Он поочередно выложил из барсетки сигареты и зажигалку. Когда стал закуривать, движения были чрезмерно основательными, как у сапёра над обезвреживаемой миной.

— Бери, если хочешь, — подвинул коробочку «Винстона».

В ответ удостоился презрительного хмыканья.

«А ты чего ждал? — упрекнул себя Кораблёв. — Он понимает, откуда надуло, не дурак».

Заговорил в примирительном тоне, приглашая к диалогу:

— Я очень надеюсь, что ты развеешь мои сомнения. У меня это не получается. Совпадений слишком много, чтобы списать их на случайность. Послушай.

И он начал загибать пальцы:

— Место проживания рядом с районом, где совершаются изнасилования. Сходство по приметам. Велосипед. Белые перчатки. Запах свежей древесины. Наконец, трофеи. Заколка для волос с одного эпизода и трусы с другого. Что скажешь?

Кораблёв вперил в подозреваемого фирменный немигающий взор. Отработанный прием, как правило, не давал осечек. Смущал, вселял неуверенность, делал собеседника уязвимым.

Не на того напал. Маштаков умел направить взгляд на правую бровь визави, и у того создавалось впечатление, что ему смотрят прямо в глаза. При этом не было нужды играть в гляделки.

Полицейский финт был заимствован Маштаковым из романа Ирвина Уэлша. Шпаги скрестились.