Идеальная совокупность. Том 1

— Всё будет оглашено в заседании. Поднимайтесь в зал.

Чем хорош выходной, не надо бороться за место под солнцем. Залы свободны. Прошли в ближний на втором этаже.

Подозреваемый уже томился в клетке. Понурый, вялый, по виду — не настроенный сражаться за свою свободу. В животе у него противно урчало, за прошедшие двое суток толком Маштаков не ел. Голодом его не морили, просто ничего не лезло, чаем обходился и курёхой.

Винниченко сел за стол, стоявший перед клеткой. Обернулся, начал нашёптывать клиенту. Инструктаж с колёс. Маштаков соглашался, кивал, кивал. При этом усваивал плохо, свидетельство чему — отсутствующий взгляд.

Зампрокурора расположился напротив, по соседству с секретарем. По логике вещей тут же должен был обосноваться второй представитель стороны обвинения, но ему банально не хватило места. Следователь приземлился на скамью в первом ряду. Обычно на неё усаживали подсудимого, не находящегося под стражей. Гена на сей счёт не парился. Из всех участников процесса он выглядел самым расслабленным. Свою обязательную программу он отработал.

— Прошу встать! — скомандовала Марина.

Решительной походкой вошёл Окунев. На нём, высоком, плечистом, чёрная мантия смотрелась выгодно. Не превращала в комического персонажа, как некоторых других служителей Фемиды.

По диагонали он пересёк зал. Взошёл на подиум. Опустился в кресло, образцово прямой, словно аршин проглотивший.

— Прошу садиться. Слушается ходатайство старшего следователя, — завёл привычную шарманку.

Прогнал вступительную часть. Перешёл к установлению личности подозреваемого.

Маштаков стоял, опустив голову. Глухие ответы уходили в пол.

— Погромче, пожалуйста! — приободрил его судья.

Отвечая на вопрос о месте регистрации, Маштаков забыл номер квартиры. Стушевался, покраснел густо.

Затем слово получил следователь, этот на язык был боек:

— Подозревается в совершении тяжкого преступления против половой неприкосновенности и тяжкого преступления против собственности… Совершив дерзкие преступления, скрылся, принял меры к уничтожению доказательств… Выстирал одежду, в которой был во время нападения… Ранее судим за умышленное преступление… Ранее объявлялся в розыск… Нигде не работает… Может скрыться от предварительного следствия и суда… Может продолжить заниматься преступной деятельностью…

— Подозреваемый, встаньте! — Окунев построжал костистым лицом. — Ваше отношение к оглашенному ходатайству?

Маштаков поднимался медленно, словно через силу.

— Я это… кх, — он сморщился, хрипло кашлянул в кулак, — извините. Я ничего такого не совершал. Не скрывался и скрываться не намерен. И я, это самое, не судим…

— Как это не судим? — судья мысленно записал очко в пользу следствия. — Вот копия приговора от седьмого июня две тысячи четвертого года. Статья сто пятьдесят семь часть один[120]. Возможно, конечно, судимость погашена. Надо уточнить в инспекции исправительных работ, отбыли ли вы наказание. Присядьте пока.

Окунев стал оглашать приложенные к ходатайству документы.

Постановление о возбуждении дела… о приостановлении следствия… о возобновлении… об установлении срока дополнительного следствия… о возбуждении другого дела… о соединении уголовных дел…

Маштаков не пытался найти прореху в цепочке процессуальных решений. Диагностика на слух невозможна.

— Протокол опознания предметов… Считать оглашённым? Все знакомы?

— Я незнаком, — голос у человека в клетке дребезжащий, подбородок дрожит, как студень, глаза снова по полу шарят.

Эталонный облик хлюста, стыдящегося за совершённые им паскудства.

Документ лаконичен. Потерпевшая Жилкина Т.И. из трёх однородных предметов опознала принадлежащий ей предмет нижнего белья. По цвету опознала и по ткани. Чёрный, вискоза.

При аресте суд не обязан просчитывать перспективу рассмотрения дела по существу, но должен вникнуть в обоснованность подозрений. Соответственно, следствию нужно предоставить хотя бы одно доказательство. Оно в наличии. Судейская совесть спокойна.

Осталось уточнить насчет рукописных замечаний в протоколе задержания. Если им верить, сорок восемь часов, отведённых УПК на изоляцию подозреваемого, уже истекли.

— Маштаков, встаньте. Во сколько вы были задержаны?

— Утром. В девять с чем-то. Я там написал.

— Во сколько подозреваемый был задержан? — тот же вопрос Окунев адресовал следователю.

— В двадцать один час девять минут.

— А он говорит — в девять утра.

— Мало ли, чё он говорит. Вызвали его утром, это да. Но в любой момент он мог встать и уйти, — Каблуков говорил с напором. — Наручниками к трубе его не приковывали. Дверь кабинета не запирали. Сотрудники уголовного розыска могут подтвердить. Да, он в магазин с ними ходил! За перекусом.

Стоять железобетонной сваей Гену настропалил Кораблёв:

— Пусть попробует опровергнуть. Он один, нас много!

Судья возвратил протокол задержания в общую стопочку, выровнял её ладонями.

Фраза, которой он оговорит замечания, будет звучать так: «Утверждения стороны защиты о более раннем времени задержания носят голословный характер».

— Защитник, вам слово, — от адвоката по назначению сюрпризов не ждали.