– И ты вот так просто сегодня уедешь? – вскричал Габриэл. – Уедешь и бросишь мать в таком состоянии?
– А ты лучше помолчи! – Флоренс повернулась к брату. – У нее есть ты, разве не так?
Когда брат смущенно опустил голову, она все поняла. Габриэлу была невыносима мысль, что он останется с матерью один на один и ничто не будет стоять между ним и постоянным чувством вины. С отъездом Флоренс время проглотит всех детей матери, кроме него, и тогда ему придется возмещать эту потерю и подслащивать последние материнские деньки доказательством своей любви. А ей нужно лишь одно – чтобы сын не жил во грехе. С уходом Флоренс исчезнет его вольница, а время, ранее принадлежавшее ему, сузится до придирчивого допроса, когда, съежившись – головой в плечи, – он будет отвечать матери и Богу «да» или «нет».
При виде замешательства брата, когда паника сменилась у него яростью, Флоренс мстительно усмехнулась и снова взглянула на мать.
– У нее есть ты, – повторила она. – Я ей не нужна.
– Значит, ты едешь на Север, – сказала, помолчав, мать. – И когда думаешь вернуться?
– Ничего, скоро приползешь обратно, – злобно процедил Габриэл. – Отстегают тебя там раз пять-шесть…
– Держи карман шире. Не дождешься.
– Я вижу, дочка, дьявол сделал тебя такой жестокой, что ты готова бросить умирающую мать, и тебе наплевать, увидишь ты ее еще раз в этом мире или нет. Неужели в тебе столько зла?
Флоренс чувствовала, что Габриэл, затаив дыхание, ждет ответа. Несмотря на всю свою решимость, этого вопроса она страшилась больше всего. Флоренс выпрямилась и, затаив дыхание, посмотрела на улицу через маленькое, надтреснутое окно. Там, снаружи, за медленно стелющейся по земле дымкой и еще дальше, куда не доходил взгляд, ее ожидала новая жизнь. Женщина на кровати была старая, жизнь в ней еле теплилась, ускользая, как туман за окном. Для Флоренс мать была как бы уже в могиле, и она не могла позволить, чтобы рука покойницы задушила ее.
– Я поеду, ма, – сказала она. – Так надо.
Мать откинулась назад, подставив лицо свету, и заплакала. Габриэл шагнул к Флоренс и схватил ее за руку. Она видела, что глаза брата наполнились слезами.
– Ты не можешь, – умоляюще произнес он. – Не можешь вот так уехать и бросить мать. За ней должна ухаживать женщина. Что будет с матерью, если с ней останусь только я?
Флоренс оттолкнула брата и приблизилась к кровати матери.
– Послушай, ма, – начала она. – Не надо плакать. Для этого нет причин. На Севере со мной ничего не случится. Бог повсюду. Не нужно так переживать.
Флоренс понимала, что говорит невнятно, и мать не удостаивает вниманием ее слова. Мать уже присудила победу дочери, и легкость, с какой это удалось, заставило Флоренс – пусть смутно и с неохотой – задуматься, а настоящей была ли эта победа. Мать оплакивала не будущее дочери, а прошлое, и к этому горестному плачу Флоренс не имела никакого отношения. Он наполнил Флоренс страхом, который мгновенно сменился гневом.
– Габриэл позаботится о тебе, – проговорила она дрожащим от злости тоном. – Габриэл никогда не оставит тебя. Правда, братик?
А тот стоял около кровати матери с глупым видом, не зная, как справиться с охватившим его смущением и болью.
– Ну а мне пора идти, – закончила Флоренс и вернулась к стоявшей в середине комнаты сумке.
– Послушай, сестренка, – прошептал в смятении Габриэл. – Ты что, совсем бесчувственная?
– Боже! – громко вскричала мать, и при звуке ее голоса в душе Флоренс все перевернулось. Брат и сестра замерли, глядя на кровать. – Боже! Боже! Боже! Смилуйся над моей грешной дочерью! Протяни ей руку помощи и не дай погибнуть в геенне огненной! О Боже! – Голос матери дрогнул, и она заплакала. – Боже, я делала все для детей, посланных мне Тобой. Спаси и помилуй моих детей и не оставь их потомков.
– Флоренс, не уходи, – попросил Габриэл. – Пожалуйста. Ты ведь не собираешься просто так уйти и бросить ее?
Неожиданно слезы брызнули у Флоренс из глаз, хотя она не понимала, что заставляет ее плакать.
– Не удерживай меня. – Флоренс отстранила брата, взяла сумку и открыла дверь – в комнату потянуло утренним холодом. – Прощай. И передай мое «прощай» матери, – добавила она и спустилась по ступенькам в покрытый изморозью двор.
Габриэл смотрел ей вслед, стоя в оцепенении между рыдающей матерью и дверью, за которой скрылась сестра. Флоренс уже выходила на улицу, когда брат выбежал вперед и захлопнул перед ней калитку.
– Куда ты едешь, безумная? Что ты делаешь? Надеешься, что мужчины на Севере осыплют тебя жемчугами и бриллиантами?
Флоренс с силой распахнула калитку и вышла на улицу. Габриэл смотрел ей вслед с отвисшей челюстью, влажный рот его был приоткрыт.
– В любом случае, если мы еще свидимся, на мне не будет такого тряпья, как у тебя сейчас, – усмехнулась она.