Иди, вещай с горы

Фрэнк так и не заработал достаточно денег на дом, о котором Флоренс мечтала, или на что-то другое, чего бы она по-настоящему хотела, и это частично было предметом их ссор. Не то чтобы муж не мог хорошо зарабатывать, просто он не умел копить. Мог пойти и потратить половину недельного заработка на приглянувшуюся ему вещь или на что-либо еще, что, как ему казалось, могло понравиться Флоренс. Прийти домой в субботу с каким-нибудь бесполезным предметом в руках, вроде вазы, только потому, что ему почему-то пришло в голову, будто жене захочется поставить в нее цветы. Это ей-то? Флоренс никогда не обращала на цветы внимания и уж, конечно, не купила бы! Или принести ей шляпку – слишком дорогую или вульгарную, а то и кольцо, предназначенное явно для шлюхи. Порой Фрэнк вдруг покупал по дороге домой что-нибудь из съестного, желая избавить жену от ходьбы по магазинам. Обычно это была индейка – самая большая и самая дорогая из всех, несколько фунтов кофе (ему казалось, что в доме его всегда не хватает), а также хлопья на завтрак в таком количестве, что ими можно было целый месяц кормить армию. Подобную предусмотрительность Фрэнк считал верхом добродетели, и в качестве награды за достойный поступок покупал себе бутылку виски, а чтобы жена не считала его пьяницей, приглашал распить ее нескольких забулдыг. Всю вторую половину дня компания сидела у нее в гостиной, мужчины играли в карты, травили анекдоты, отравляя воздух перегаром и табачным дымом. Флоренс же, уединившись в кухне, исходила яростью и испепеляла взглядом индейку: птицу Фрэнк всегда покупал неощипанную и с головой, а значит, ее ждали долгие часы изнурительного, ненавистного труда. Какого черта ей так мучиться, думала Флоренс, и разве стоило уезжать далеко от дома, чтобы жить в маленькой двухкомнатной квартирке в нелюбимом городе, с инфантильным мужчиной.

Время от времени из гостиной, где муж сидел с гостями, слышался его крик:

– Эй, Фло!

Она не отвечала – терпеть не могла, когда ее называли Фло, но муж об этом забывал. Фрэнк продолжал кричать, она молчала, и тогда он сам приходил в кухню.

– Что с тобой, детка? Разве не слышишь? Я тебя зову.

Флоренс продолжала молчать, не двигаясь с места и глядя на него злыми глазами, и тогда ему приходилось допытываться, что с ней.

– Что случилось, детка? Ты сердишься на меня?

Когда муж с искренним недоумением и с одной из своих неотразимых улыбок, слегка наклонив голову, смотрел на Флоренс, внутри у нее что-то таяло, и, борясь с этим, она вставала и шипела на него тихо, чтобы не услышали в гостиной:

– Хотелось бы знать, как мы проживем неделю на одной индейке и пяти фунтах кофе?

– Но, детка, разве все это нам не пригодится?

Флоренс вздыхала в бессильной ярости, и глаза ее непроизвольно наполнялись слезами.

– Сколько раз я просила отдавать заработок! Позволь уж мне делать покупки, раз тебя умом обделили.

– Я только хотел помочь, детка. Подумал, а вдруг ты пожелаешь куда-нибудь пойти и тебе недосуг заниматься хозяйством.

– В следующий раз, когда решишь помочь, будь добр, скажи мне об этом. Кстати, как я могу пойти развлечься, раз ты принес мне эту огромную неощипанную птицу?

– Да я сам ею займусь, детка. Для меня это раз плюнуть.

Фрэнк подходил к столу, где лежала индейка, и внимательно осматривал ее, словно видел впервые. Потом, широко улыбаясь, говорил:

– Было бы из-за чего расстраиваться!

Флоренс начинала рыдать:

– Клянусь, не знаю, что на тебя находит! Каждую неделю ты совершаешь очередную глупость. Ну как мы можем накопить достаточно денег, чтобы уехать отсюда, если ты постоянно тратишь их на пустяки?

Когда она плакала, муж старался утешить ее – клал огромную руку ей на плечо и снимал поцелуями слезинки.

– Прости, детка. Я хотел сделать тебе сюрприз.

– Пусть у тебя будет больше здравого смысла – вот единственный сюрприз, который меня порадует. Думаешь, мне хочется провести здесь остаток жизни в окружении грязных ниггеров, которых ты приводишь домой?

– А где, по-твоему, нам жить, детка, если не с ниггерами?

Флоренс сердито отворачивалась, глядя на улицу из окна. Надземная железная дорога находилась очень близко, и Флоренс казалось, будто ее плевок может долететь до лиц проносящихся мимо и глазеющих на нее пассажиров.

– Мне просто не нравится этот сброд… но тебе он, похоже, по душе.

Воцарилось молчание. Флоренс стояла спиной к мужу, однако чувствовала, что он больше не улыбается, а устремленные на нее глаза темнеют.

– Скажи мне – так за какого человека ты вышла замуж?

– Я надеялась – за человека энергичного, который не будет всю жизнь барахтаться на дне.

– Чего ты хочешь от меня, Флоренс? Чтобы я перекрасился в белого?

Этот вопрос всегда вызывал у нее приступ гнева. Повернувшись, она пристально посмотрела на мужа и, забыв, что в гостиной сидят люди, громко выкрикнула:

– Необязательно быть белым, чтобы уважать себя! Думаешь, я пашу в этом доме, как ненормальная, чтобы твои грубые ниггеры могли приходить сюда каждый день и стряхивать пепел на пол?