Иди, вещай с горы

– А кто сейчас у нас «грубый ниггер»? – тихо спросил Фрэнк, и по последовавшей за его словами жуткой тишине Флоренс поняла, что совершила ошибку. – Кто сейчас ведет себя, как «грубый ниггер»? И что подумает мой друг, который сидит в гостиной? А я скажу тебе… Не удивлюсь, если он подумает: «Бедняга Фрэнк, угораздило же его жениться на такой грубой женщине». Кстати, пепел он не стряхивает на пол, а пользуется пепельницей, потому что знает, для чего она предназначена. – Флоренс понимала, что обидела мужа и он в ярости – в такие минуты он всегда нервно облизывал нижнюю губу. – Сейчас мы уйдем, а ты можешь подмести пол и сидеть в гостиной хоть до Судного дня.

Ночью Фрэнк возвращался домой хмурый, но явно жаждущий примирения. Флоренс не ложилась, пока не была уверена, что муж заснул. Однако он не спал. Стоило Флоренс забраться под одеяло, как Фрэнк сразу поворачивался и обнимал ее; его дыхание было жарким с кисловатым запахом.

– Сладкая моя, почему ты такая неласковая со своим мальчиком? Выставила меня из дома, я выпил, конечно, а что мне оставалось делать? А ведь я хотел провести вечерок с тобой. Сходить куда-нибудь.

За это время мужская рука успевала перебраться на грудь Флоренс, а губы мелкими поцелуями покрывали шею. Ласки вызывали в ней такой всплеск чувственности, что она еле справлялась с охватившими ее эмоциями. Флоренс чувствовала, что эта связь между ними и все остальное – хитрый план для ее унижения. Она не хотела ласк Фрэнка и в то же время жаждала их – сгорала от желания и застывала от гнева. Знала, что мужчина понимает это и улыбается, видя, как легко на этом поле сражения он одерживает победу. И не могла вместе с тем не ощущать, что его нежность и страсть, его любовь были неподдельными.

– Оставь меня, Фрэнк. Я хочу спать.

– Неправда. Ты не заснешь сразу. Выслушаешь меня. Ведь твой мальчик любит поболтать, и ты это знаешь. Вот, слушай. – И он нежно коснулся языком ее шеи. – Слышишь?

Фрэнк ждал ответа. Флоренс молчала.

– Неужели тебе нечем ответить? Тогда слушай дальше. – И он стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь.

– От тебя виски разит. Оставь меня.

– Не только я умею разговаривать. Что ты на это ответишь? – И Фрэнк начинал ласкать внутреннюю поверхность ее бедра.

– Перестань.

– Ну уж, нет, крошка. Между нами завязалась такая нежная беседа.

Десять лет. Их битва так и не завершилась, и дом они не купили. Фрэнк умер во Франции. Сегодня вечером Флоренс вспомнила кое-что из тех лет, которые, казалось, забыла, и тогда наконец ее окаменевшее сердце дрогнуло, и из глаз полились слезы. Они текли у нее между пальцами – так мучительно и медленно течет только кровь. Стоявшая над ней старая женщина, будто что-то поняв, громко сказала:

– Да, дорогая. Просто поплачь. Смирись перед Господом – только тогда Он сможет тебе помочь.

Так вот как ей следовало жить? И ее борьба была напрасной? Теперь она одинокая старуха и скоро умрет. Все битвы закончились поражением. И сейчас она, склонившись перед алтарем, плачет и молит Бога о прощении. Флоренс услышала позади себя крик Габриэла: «Господи, помилуй!» – и подумала о его трудном пути к вере, и тут ей, по прихотливой игре сознания, на ум сразу же пришла Дебора.

Дебора писала ей редко, обычно, когда в ее жизни с Габриэлом наступал трудный период, и однажды от нее пришло письмо, которое Флоренс хранила до сих пор. Оно и сейчас лежало в ее сумочке. Флоренс хотела при случае показать его Габриэлу, но так этого и не сделала. Вечером рассказала о письме Фрэнку. Тот лежал на кровати, насвистывая какую-то простенькую песенку, а она сидела перед зеркалом, втирая в кожу отбеливающий крем. Перед ней лежало раскрытое письмо, и Флоренс громко вздохнула, чтобы привлечь внимание мужа.

Фрэнк резко замолчал, и Флоренс мысленно закончила музыкальную фразу.

– Что с тобой, детка? – лениво спросил он.

– Пришло письмо от жены брата. – Глядя на свое отражение в зеркале, Флоренс с раздражением подумала, что все эти кремы – пустая трата денег, никакой пользы от них.

– Как там у них дела? Надеюсь, новости хорошие? – И муж снова замурлыкал что-то себе под нос.

– Ничего хорошего. Впрочем, меня это не удивляет. Дебора пишет, что у Габриэла есть незаконный сын, он живет в одном городе с ним, но брат боится признать его.

– Что ты говоришь! А мне казалось, будто твой брат проповедник.

– Ниггер может быть проповедником и в то же время распутником. Одно другому не мешает.

Фрэнк рассмеялся:

– Похоже, ты не любишь своего брата. А как его жена узнала про мальца?

Флоренс сложила письмо и повернулась к мужу:

– По-моему, она давно о нем знает, только не решалась об этом заговорить. – Помолчав, она неохотно добавила: – Конечно, нельзя сказать, что она на сто процентов уверена. И все же Дебора не из тех женщин, которые выдумывают невесть что. Однако она сильно обеспокоена.

– Чего уж теперь беспокоиться? Дело сделано. Ничего не исправишь.

– Она размышляет, спросить ли у него прямо о ребенке или нет.

– Но он же не дурак, чтобы признаться. Как ты считаешь?

Флоренс вздохнула и снова стала рассматривать себя в зеркале.