Иди, вещай с горы

– Правда, – вздохнула она, – в Библии говорится, что погибели предшествует гордость.

– А падению – надменность. Так гласит Библия.

– Да, для Слова Божия нет уз, так ведь, учитель? Нужно только жить с ним, потому что все там истина, которую не одолеть вратам ада.

Габриэл улыбнулся, глядя на Дебору, и почувствовал, как теплая нежность наполняет его сердце.

– Да пребудет с тобой Слово Божие, сестренка. Да откроются для тебя отверстия Небесные и изольются на тебя благословения с избытком.

– Я уже вознаграждена, учитель. Господь вознаградил меня, когда спас твою душу и послал тебя благовествовать о Нем.

– Сестра Дебора, – помолчав, спросил Габриэл, – когда я грешил, ты молилась за меня?

Она понизила голос:

– Конечно, учитель. Мы с твоей матерью непрестанно молились о тебе.

Габриэл с благодарностью посмотрел на нее, и вдруг его озарило: он всегда существовал для Деборы, она следила за его судьбой и молилась, хотя сама ничего не значила для него, была пустым местом. Дебора и сейчас молилась за него, ее молитвы будут сопровождать его всю жизнь. Она стояла молча, не улыбаясь, только глядела на него вопрошающе и робко.

– Да благословит тебя Господь, сестра!

Примерно в это время в город съехались сторонники «духовного возрождения». Евангелисты из разных округов – от Флориды на юге и до Чикаго на севере – собрались в одном месте, чтобы «преломить хлеб жизни». Назывался съезд «Собрание двадцати четырех лидеров духовного возрождения» и был главным событием лета. Каждому из двадцати четырех евангелистов отводился вечер для проповеди, чтобы тот мог проявить себя в полной мере. Все двадцать четыре проповедника были людьми опытными и могущественными, а некоторые даже пребывали на вершине славы, и Габриэл был горд и в то же время удивлен, что его пригласили выступить. Для такого молодого человека, да и в вере новичка, который еще вчера валялся в канаве перепачканный собственной блевотиной, это была великая честь, и у получившего приглашение Габриэла сердце сжималось от страха. Но в возможности проявить себя так рано перед всесильными деятелями он видел длань Господню.

Его проповедь назначили на двенадцатый вечер. Было решено на случай провала подстраховаться и поставить перед выступлением Габриэла и после него «старых боевых коней» – испытанных временем проповедников. В этом случае раздутая ими в самом начале искра послужила бы новичку во благо, а если ему не удастся в своей проповеди соответствовать планке, установленной «старой гвардией», на спасение явятся другие проповедники и сгладят неудачу выступления.

Но Габриэлу не улыбалась подобная перспектива. Он не хотел, чтобы проповедь – пик его непродолжительной карьеры – была таким образом уничтожена. Габриэл не желал, чтобы к нему относились как к юнцу, которого не рассматривают в качестве серьезного конкурента в состязании и тем более как претендента на главный приз. Потому он держал строгий пост и денно и нощно молил Бога, чтобы Тот вложил в его уста слова, которые заставили бы всех осознать, что он – избранник Божий.

Дебора по собственному почину постилась и молилась вместе с ним и перед выступлением привела в порядок его лучший костюм, починила и отутюжила. А после знаменательного дня снова забрала костюм к себе, чтобы тот выглядел не хуже на воскресном обеде, где подведут итоги съезда. Это воскресенье было праздничным днем для всех верующих, но особенно для двадцати четырех евангелистов, которых собирались чествовать на обеде, учитывая их труды и издержки.

Вечером, когда Габриэлу предстояло произнести проповедь, они с Деборой направились к большому, ярко освещенному дому, где обычно играл джаз-банд. Это помещение евангелисты сняли на время съезда. Служба уже началась, бьющий из окон свет лился на улицы, звучала музыка, и прохожие останавливались – кто послушать, а то и заглянуть внутрь через приоткрытые двери. Габриэлу хотелось, чтобы все они вошли в этот дом, у него возникло желание бежать по улицам города, собирая грешников, чтобы те услышали слово Божие. Но стоило представить, что он будет в одиночестве с высокой кафедры провозглашать открывшуюся ему истину, которую Бог повелел доносить до людей, как не отпускавший его много дней и ночей страх взыграл с новой силой.

– Сестра Дебора, ты можешь сесть так, чтобы я тебя видел? – неожиданно попросил Габриэл, когда они стояли перед дверьми.

– Конечно, учитель. Идите и не беспокойтесь. С Богом!

Габриэл повернулся и направился по длинному проходу к трибуне. Там уже сидели остальные проповедники – спокойные, уважаемые мужчины в возрасте. Когда он поднимался по ступенькам, они улыбались и кивали ему, а один сказал, обращаясь к собравшимся, экзальтированным до такой степени, что она удовлетворила бы любого евангелиста:

– Немного разогрели людей, парень. Теперь хотим увидеть, как ты доведешь их до экстаза.