Иди, вещай с горы

– Что, Габриэл? Скажи мне – ты знаешь, что делать?

– Возвращайся в дом. Сейчас не время разговаривать.

– Габриэл…

– Говорю тебе – иди в дом, женщина. Иди скорее!

Эстер не двигалась и продолжала смотреть на него.

– Поговорим об этом сегодня вечером. Тогда все и обсудим.

Она повернулась и стала подниматься по ступенькам.

– Вытри глаза, – шепнул Габриэл.

Наклонившись, Эстер промокнула глаза подолом платья и немного задержалась на ступеньке. Он смотрел на нее. Потом она выпрямилась и, не оглянувшись, вошла в дом.

У нее будет его ребенок – его ребенок? А в Деборе, несмотря на все их старания, на смирение, с которым она отдавала ему свое тело, никак не зарождалась новая жизнь. Семя проповедника проросло в лоне Эстер, чуть ли не шлюхи.

Габриэл взял, словно в трансе, тяжелые ведра и понес к дому, который теперь – высокий, с блестящей на солнце крышей и окнами с золотыми бликами, – казалось, следил за ним и подслушивал; солнце над головой и земля внизу прекратили свое движение; вода в ведрах плескалась, предостерегая его миллионами разных голосов; а мать испуганно подняла голову.

Они говорили в кухне, пока Эстер убиралась.

– Почему ты думаешь, что это мой ребенок? – спросил Габриэл.

Она уже не плакала.

– Не говори со мной так, – попросила она. – У меня нет привычки привирать, и нет столько мужчин, чтобы запутаться.

Эстер держалась холодно и по-деловому, с подчеркнутой сосредоточенностью убирала на место посуду и на него почти не смотрела.

Габриэл не понимал, как с ней говорить.

– Ты матери уже рассказала? – помолчав, произнес он. – Была у врача? Как можешь ты быть настолько уверена?

Эстер глубоко вздохнула:

– Нет, я ничего не рассказала матери. С ума еще не сошла. Ты единственный, кто знает.

– Но как ты можешь быть уверена? – повторил он. – Ты ведь не была у врача.

– К какому врачу мне идти в этом городе? Идти к врачу – все равно что залезть на крышу и прокричать во все горло о своей беременности. Нет, я не была у врача. Мне и без него понятно, что там у меня внутри.

– И давно ты узнала?

– Может, месяц назад или недель шесть.

– Шесть недель? А почему молчала?

– Хотела подождать, чтобы окончательно убедиться. Зачем зря огород городить, если есть сомнения. И тебя раньше времени не хотелось видеть расстроенным, испуганным и злым – вот как сейчас. – Эстер посмотрела на него и продолжила: – Утром ты сказал: мы что-нибудь придумаем. Так что нам делать? Об этом надо думать сейчас, Габриэл.

– Что нам делать? – повторил, почувствовав, как жизненные силы покидают его. Габриэл сел на кухонный стол и уставился на витиеватый узор на полу.

Но у Эстер с жизненными силами было все в порядке; она подошла к столу и тихо произнесла, глядя на Габриэла злющими глазами:

– Ты меня удивляешь. Просто странно тебя слушать. Ты смотришь и прикидываешь, как поскорее избавиться от него – и от меня тоже. Но так ведь не всегда было, преподобный, правда? Было время, когда ты не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме меня. А что сейчас? Провалиться мне на этом месте, если ты думаешь обо мне.

– Женщина, не говори, как малый ребенок. Знаешь ведь, что у меня есть жена и… – Он хотел еще кое-что добавить, но не нашел слов и замолчал.

– Да, знаю, – кивнула она, – но я хочу сказать: если ты мог позабыть о ней однажды, то можешь позабыть и второй раз.

Габриэл не сразу ее понял, а потом выпрямился, и зрачки его расширились от гнева.

– Ты это о чем, женщина?

На лице Эстер не дрогнул ни один мускул – даже отчаяние и злоба не помешали Габриэлу разглядеть, что перед ним не прежняя легкомысленная девчонка, какой он привык ее считать. Неужели она изменилась за столь короткое время? В этом было ее преимущество. Габриэл не был готов к такой перемене, Эстер же сразу оценила мужчину, и никакие перемены не смогли бы ее удивить.

– Ты знаешь, что я хочу сказать. С этой костлявой, черной женщиной у тебя нет будущего. Ее ты тоже никогда не сделаешь счастливой, и детей у вас не будет. Не понимаю, о чем ты думал, когда на ней женился. И твой ребенок родится у меня – не у нее.

– Так ты хочешь, чтобы я ушел от жены к тебе?

– Мне казалось, ты и сам не раз думал об этом.

– Если ты помнишь, – произнес Габриэл, еле сдерживая гнев, – о подобном я даже не заикался. Никогда не говорил, что хочу бросить жену.

– А я и не утверждаю, что ты это говорил!

Оба сразу же посмотрели на закрытую дверь кухни – на сей раз они находились в доме не одни. Эстер вздохнула и провела рукой по волосам, и Габриэл заметил, что рука дрожит – сдержанность давалась девушке с трудом.

– Так ты считаешь, женщина, что я готов бежать с тобой и где-то вести греховную жизнь только из-за слов о брыкающемся ребенке в твоем животе? Неужели ты правда думаешь, будто я такой дурак? Моя жизнь мне не принадлежит – я выполняю Божью работу. Не принадлежит даже этому ребенку – если, конечно, он мой.

– Этот ребенок твой. И нечего об этом больше говорить. А что касается греховной жизни, то не так давно, как раз в этой кухне ты ни к чему так не стремился, как именно к ней.