Идолы театра. Долгое прощание

Оба героя – так или иначе патологичны, ибо сублимируют желания. Первый производит метафоры, второй – метонимии. Эдип, запрещая себе желать, занимается творчеством. Анти-Эдип, принуждая себя желать, занимается креативностью. Произвольный Этос Эдипа противостоит принудительной эстетике Анти-Эдипа. Оба героя заслоняются от своего бессознательного – Реального – символическим порядком культуры, но Эдип это делает при помощи воображаемого сценария пьесы, а Анти-Эдип превращает в пьесу саму жизнь, вынуждая Реальное играть роль Воображаемого. Лев Альперин и Иван Майский – человек метонимии и человек метафоры – два военкора и оператора времен ВОВ из современного российского фильма «Первый Оскар» – это Анти-Эдип и Эдип. Эдип (Майский) – нравственный идеал социалистического реализма – вводит постановочную, дистанционную, съемку войны, используя воображаемые сцены, а Анти-Эдип (Альперин) снимает напрямую, транслируя Реальное в Символическое без зазора Воображаемого. Выбор между ними (который пытается сделать их «общая» девушка Юна как символ Родины) – невозможен. Эдип и Анти-Эдип, трансгрессия и табу, метафора и метонимия, закрытый и открытый шов, ложь и постправда, дополняют друг друга. Именно поэтому будущий герой культуры должен сочетать в себе модерные и постмодерные черты, метафору Эдипа и метонимию Анти-Эдипа. В свое время Славой Жижек выделил особую модель современного субъекта – человека Альтюссера[172]

: в честь понятия «радиальный разрыв» как способа прощания с модерном и постмодерном – в одинаковой степени идолами

[173]

. Человек Альтюссера стоит из лакановского «тела» (постмодерного объекта-вещи, Реального, Анти-Эдипа) и «возвышенного субъекта идеологии» (модерной метафоры Символического, Эдипа), функционирующих в режиме параллелизма, раскола, биполярного расстройства, без сшивки. Мы немного откорректируем этот образ в сторону нового Эдипа – жеста возрождения традиции, говоря исключительно о прощании с постмодерными идолами театра, оказавшимися не менее идеологическими, чем откровенно ценностные эдипальные персонажи. Но возрождение модерна должно происходить – и сейчас мы уже наблюдаем этот процесс, – на новом диалектическом витке, делающем традицию революционной. Потому мы говорим об этическом «неомодерне» не второй и третьей, а четвертой волны развития общества и личности. Человек не может долго оставаться в пустоте, храня вакуум расколотого субъекта. Ему нужно ценностное наполнение, и ответ на этот вызов должна дать современность.

Как обозначить этого человека? Является ли он всего лишь абстрактным образом или имеет какие-то конкретные прототипы? Безусловно, такой человек является избытком по отношению к позитивной программе присутствия модерна и негативной онтологии отсутствия постмодерна. Он находится на пересечении горизонтальной оси пространства и вертикальной оси времени, синтагмы и парадигмы, самости и инаковости, традиции и новации. Разрывая с предыдущими спектрами истории, он осуществляет их синтез: разрыв и синтез идут вместе, плечом к плечу, воплощая взаимный переход метафизики и диалектики, покоя и движения. Одной философии диалога, на которую уповали либералы девяностых, мало для понимания этого типа личности, в котором пересеклись интернационализм и цивилизационизм, универсализм и традиционализм, общее и частное, противопоставление и возвращение. Нам кажется, что в оптике левоконсервативного поворота, на почве сочетания этического консерватизма, советского социального интернационализма и духовного православия этот образ на метафизическом уровне, интуитивно, строит Россия, за что и получает ненависть глобального мира, так как ему этот образ глубоко чужд. Фактически Россия, пробивая этот образ сквозь стенку непонимания, берет на себя мессианскую функцию добровольной жертвы, несет крест самоуничижения и ответственности за человечество в эру трансгрессии. Подобно Анти-Эдипу, новый Эдип пребывает в пустоте, но не превращает последнюю в виктимный жест и, тем самым, избегает культа пассивной толерантности, релятивации и цинизма, прокладывая через экзистенциальную бездну Эдипов мост к Отцу, к Богу, к истине самости, осуществляя расшивку и перепрошивку сознания.