Идолы театра. Долгое прощание

Зигмунт Бауман сравнивает процесс построения идентичности человеком эпохи модерна с листанием фотоальбома: постепенно пересматривая историю своего рода, своей семьи, своей страны, человек обретает мужество быть частью, мужество быть собой, мужество принять свое предназначение и мужество вернуться к истокам. Посмодерная же культурная память подобна видеокассете: информация на ней быстро стирается, потому что быстро наносилась, кадры из клипа мелькают друг за другом на бешеной скорости[178]. Больше нет степенности, последовательности и поступательности. Означает ли подобная картография образов полную поддельность? Мы бы не спешили с ответом о

симулякрах. Постмодерн – не так симулятивен, как кажется на первый взгляд.

Полстолетия назад Маршалл Маклюэн издал свой знаменитый бестселлер о влиянии знака на значение: «Средство – это сообщение» («Media is a message»), согласно которому медиа полностью определяет контент передаваемых им нарративов[179]

. Название книги стало афоризмом, символом торжества абсолютного семиозиса в постмодерне. Примечательно, что при первой публикации книги была допущена потешная ошибка, где юмор стал идеологическим средством: вместо буквы «е» была написана буква «а», в результате книга стала называться «Media is a massage». Автору понравилось. С согласия Маклюэна издатели оставили название с опечаткой, тут же апроприировав сбой в системе в пользу системы. Это значит, что глобализм оседлывает любые оговорки и избытки при помощи

«мягкой силы» поглаживания, моделирования в нужном для акторов информационной войны направлении. Речь становится сшитой. Правда и ложь, оригинал и копия, означающее и означаемое, форма и содержание, событие и его интерпретация, Реальное и Воображаемое, истина и симулякр не просто попадают в один ряд, смешавшись в семиотическом потоке постправды. Оказывается, что знак – первичен: он «массажирует»

любое значение, трансформируя его в ту или иную сторону. Коммуникация рождает событие. Дискурс рождает предмет. Идолы языка, апеллируя к превосходству интерпретации над референцией, торжествуют над самим языком. Это и есть царство Фореста Гампа – добровольного социального участия в демократии.

Сейчас тезис о средстве как о сообщении нуждается в некоторой корректировке. Интерпретация не просто порождает контент. Медиа не просто предопределяют месседжи. Мы имеем дело не только и не столько с огромным множеством информационных нарративов, которые бомбардируют сознание человека и разрывают его, доводя до шока, но с чем-то большим, чем хаотичная плюральность дискурсов: перед нами открывается абсолютный глобальный контроль машины – дискурс Господина. Знаковая система аккумулируется в единый сгусток, порождая беспощадное руководящее образование – верхний хаб управления хаосом медиа-вирусов, мемов, месседжей. Желания, отчуждаясь от человека, преобразуются в товарные знаки, которые формируют новую Вселенную – Символическое Реальное машины желаний. Так рождается перверсивный заместитель утраченного Отца традиции. Эта неумолимая внешняя объектная сила завершает процесс тотального отчуждения. Кибернетический Отец сам определяет релевантные идеологическим целям средства передачи сообщений, сам в процедурах премедиации (задавания контекста) выбирает медиа, которые, в свою очередь, определяют свой имманентный контент в процедурах воспроизводства (ремедиации). Мы снова возвращаемся к доминанте содержания над формой в движении от постмодерна к глобализму, но это новое содержание больше не основано на онтологии, этике, эстетике, ценностях познания и созерцания, – наоборот, оно зиждется на желаниях, влечениях и наслаждениях по ту сторону аксиологии.