Идолы театра. Долгое прощание

В сыновнем возвращении к Отцу мистическое единство составляют чувство и долг, эстетику и этику, Закон и Благодать: сочетаются высокое желание и высокая обязанность, зов сердца и моральное усилие, свободная воля и самопринуждение. Мораль корректирует сыновнюю любовь, не позволяя служению превратиться в наслаждение. Мораль, ощущаемая как моральность, как внутренняя субъективность, и есть божественная любовь, выраженная в

истинности поступка верности и преданности, в онтологическом упрямстве, несмотря ни на что. В этом уравновешивании сакрального и профанного, всех чувств сразу, и состоит великая и трагическая «комедия» (в данном контексте – вынужденное психоаналитическое слово) – целомудренное радование

Святой Троицы, единство Сына и Отца посредством Святого Духа, София как воплощение любви в реальной действительности травматического мира.

4.10. Идол времени и качели Ренуара: искусство против Левинаса

Возвращение к Отцу как результат кенотического поступка по реконструкции субъектности изнутри составляет истинное событие обретения человеком своей самости. Это – Откровение истины бытия. Подобно просветлению в восточных духовных практиках, его невозможно приблизить специально, создав себе искусственные «источники вдохновения» в виде прелестных объектов желания. Ведь суть обретения самости состоит в освобождении от своих желаний и воссоединении с Богом: в этом буддизм и христианство – созвучны, ходя в методах достижения данной цели буддизм тяготеет к негативной программе, подобной стратегии психоанализа, рассказывая, как освободиться от кармических привязанностей сущего (Воображаемого), а христианство имеет позитивную онтологию, ведя к метафизическому присутствию и объясняя, как наполнить освобожденное место самости и чем его наполнить. Буддийская модель освобождения и хрситаинская модель спасения отражают временную и пространственную оси в структуре сущего.

Каждый из нас, даже те, кто отчаянно отрицает онтологию, продолжает пребывать в полуразрушенном доме бытия. С семиотической точки зрения основу бытия составляет горизонтальная ось – синтагма,

на линии которой лежат наши бессознательное (Реальное) и сверхсознательное (Символическое): архетипы и универсалии культуры, её реально-символический язык, структура, высшие моральные ценности – самость, дух, Логос, сущность. В синтагме человек выражает себя через целое: мир становится воплощением «Я». В синтагме отсутствует время, ей свойственно только пространство, которое указывает на вечность. В хронотопе истории статика и синхрония синтагмы, где всё есть миг и бесконечность, диалектически развертывается в вертикальную ось темпоральности, процессуальности, поступательности – парадигму. Вдоль парадигмы лежат воображаемые идеальные значения нашего сознания, формируемого Другим: здесь расположены диахрония, динамика, инаковость, телесность, Письмо, экзистенциальность. В парадигме человек самостоятельно производит смыслы, которые захватывают его и растворяют, так что его «Я» превращается в отражение всего мира. Модели мироощущения, свойственные для традиционализма и модерна, – это, в основном, синтагма, предполагающая позитивную (негативную) метафизику и позитивную диалектику. Постмодерн – это чистая парадигма, апогей негативной диалектики временности. Когда синтагма и парадигма скрещиваются в нулевой точке структуры (в субъекте), соединяются метонимия и метафора, позиция и негация, утверждение и отрицание, модерн и постмодерн, инновация и традиция, революция и консервация, свобода и социальность, индивидуальность и коллективность, цивилизация и универсальная сингулярность, рациональность и интуитивность, понимание и объяснение, разрыв и синтез, отличие и тождество, противостояние и возвращение, Отец и Сын.