Игра слов. Практика и идеология художественного перевода

Можно сформулировать это и иначе: переводчик обязан соблюдать не фактическую, а художественную точность – по аналогии с художественной правдой. Последний термин обычно употребляют в защиту завравшегося и зарвавшегося автора: пусть-де написанное в книге и неправда, зато это художественная правда. И такой аргумент вполне законен: не зря ведь художественная литература по-английски называется fiction. Именно благодаря возможности выдумывать, или, если угодно, привирать, писатели создают истинные (я нарочно использую это двусмысленное слово) шедевры. Художественная правда и художественная ложь – две стороны одной золотой медали, которая блестит на груди каждого большого писателя. Недаром в народе говорят: “Врет как по писаному”.

Кроме упомянутых, переводчику иногда предоставляются и другие шансы реализовать свой творческий потенциал. О некоторых из них пойдет речь в четвертой части книги, когда мы будем обсуждать отдельные виды стилизации. Но мы и сейчас уже имеем право заявить Жуковскому, что он совсем неправ: мы не только не рабы, но даже и не крепостные. Мы тоже в какой-то степени хозяева своего текста – тоже писатели, хоть и с очень маленькой буквы.

Теперь, вооружившись многими знаниями, наша печальная средняя голова наконец может предложить старшей свою новоиспеченную фразу. Посмотрим, что та ответит.

Саморедактор

И вот перед нами русская фраза. Представим, что ее написал кто-то другой: ведь чужой текст редактировать гораздо проще. Там же сплошные соринки, а у нас все так складно – бревно к бревну. Тронуть боязно (потому что в глубине души мы понимаем, что конструкция довольно хлипкая). Однако пробовать надо, и начинать лучше с самых стандартных процедур. Но прежде чем говорить о них, разберемся, чего мы вообще хотим от нашей фразы – чтобы она была… какая?

Во-первых, она должна верно передавать смысл оригинала, и мы уже выяснили, что под этим понимается: мы обязаны соблюсти не простую, а художественную точность.

Во-вторых, фраза должна соответствовать норме русского литературного языка. Это оценить сложнее, даже если не касаться трудного вопроса о самом определении и границах этой нормы (понадеемся здесь на свое чутье). Как мы знаем, иногда авторы обращаются со своим родным языком весьма бесцеремонно: например, очень уж нестандартно сочетают друг с другом слова или намеренно усложняют синтаксис, – а нам необходимо как-то отражать в переводе и такие особенности их слога. Но давайте пока в учебных целях вынесем за рамки нашего анализа явную экзотику и стилевые тонкости и займемся совершенствованием того самого базового литературного русского, который должен служить основой наших переводов. Для начала будем стремиться довести свою фразу до такого состояния, чтобы ее не стыдно было показать неглупой, но вполне ортодоксальной учительнице русского и литературы из средней школы. А еще лучше, если она при этом похвалит нас и поставит нам пятерку.

И наконец, в-третьих, фраза должна получиться красивой, потому что писатели обычно – тут мы снова не берем в расчет вызывающе дерзких новаторов и экспериментаторов – пишут красиво (хотя красота эта разнообразна). Сочиняя и отделывая свои фразы, они испытывают удовольствие, и это удовольствие передается тем, кто их читает. Но и переводчики тоже немножко писатели. И если мы сами не получаем удовольствия, глядя на конечный результат своих трудов, то его неоткуда взять и последнему звену в цепочке – нашему читателю.

Ремонт нашей фразы, то есть работу по приведению ее в порядок, тоже удобно разделить на три стадии (хотя и это деление, конечно, условно и в действительности все стадии смешаны). Сначала мы займемся лексикой, потом синтаксисом и в заключение – отделкой фразы и уборкой мусора, который всегда остается после ремонта.

Лексика

Прежде чем проверять работу второй головы – писательской, третья проверяет еще и работу первой – читательской. Как бы ни старались мы на первом этапе, расшифровывая английскую фразу, смысловые ошибки (или хотя бы неточности) все равно возможны. Ведь голова-то у нас на самом деле одна, и когда мы переводим во фразе слово за словом, то уже потихоньку начинаем складывать в уме черновой вариант перевода всей фразы – иначе говоря, наш внутренний писатель сразу забирает у своего меньшого братца-читателя долю энергетических ресурсов. В результате бдительность малыша слабеет, и он может неправильно понять какое-нибудь слово или не распознать идиому, а из-за этого исказится и смысл всей фразы. А поскольку братец-писатель занят сочинением не только верного, но также грамотного и красивого русского эквивалента этой фразы, нечаянный смысловой сбой иногда проходит незамеченным и для него. Когда же мы садимся за редактирование своего чернового перевода, наша единственная настоящая голова уже не имеет других занятий и может полностью сосредоточиться на одной цели.