Игра в Джарт

Но белокурая ведьма, не просыпаясь, улыбнулась чему-то своему, туманному, сонному, приникнув к груди его, и рыцарь, прижимая ее к сердцу (своему каменному сердцу) с облегчением подумал – а, раз тебе и такие по душе, то дело у нас, глядишь, и сладится.

Солнечный день клонился уже к вечеру, однако сенешаль говорил, что они будут в крепости до заката, а о чем он думал, мог проведать разве что его смешливый братец, ведь всем известно, что близнецы умеют читать мысли друг друга. Но Маредид был слишком занят болтовней:

– Ну, и жизнь у тебя! Что за жизнь! Завидую, безымянный! Нефилимы, огненные свиньи…

– Огненные свиньи?! – Гроссмейстер удивленно взглянул на него.

– Не ты ли толковал поначалу об огненной свинье? Там, в Гиблом Лесу? Я, признаться, подумал, что ты спятил! – расхохотался, по своему обыкновению, Маредид.

– А! Огнедышащий вепрь.

– Ив чем разница?

Поразмыслив, Гроссмейстер честно признался:

– Не знаю.

– Вот и я говорю – один черт. Но что за жизнь, ах, что за жизнь у тебя! А я – веришь? – с тех пор, как мне минуло семь, и настало время взять меня из рук женщин, не слышал ничего, кроме звона оружия, и не видел ничего, кроме битв! Отправился в Святую землю – и там все то же. Битвы. Звон мечей. Тоска…

– Я видел мантикору, – зачем-то похвастал Гроссмейстер.

Маредид так и вскинулся:

– Врешь!

– Богом клянусь.

– Где? В Индии? – сонно спросила девица.

– В Аравии.

– Удивительно.

– Можно подумать, в Индии было бы неудивительно, – обиделся за Гроссмейстера (или за мантикору?) Маредид.

– В Индии их навалом, – сказала девица, зевнув, и снова задремала.

– О, Индия богата чудовищами и чудесами, – Маредид завистливо вздохнул, но тут же и спросил с прежним пылом. – А правда, что ты выстоял в поединке против Моргауза, поверг его и ранил?

Самое время было рассказать одну из тех леденящих кровь историй, которыми так любил Гроссмейстер морочить любопытных, но, глянув на Маредида, веселого и доверчивого, как щенок алана, он вдруг раздумал.

– Не было никакого поединка.

– Так и знал! – Маредид стукнул кулаком по раскрытой ладони.

– Но, монсеньор, – вмешался сенешаль. – Я слышал от верных людей повесть о том, как Моргауз устроил подлую ловушку командорам Ордена, убил семерых, и лишь Гроссмейстер вырвался живым, оставив негодяю на память метку…

– Это правда. Но поединка не было.

– А что же было? – нетерпеливо спросил Маредид.

Гроссмейстер хмыкнул. Тот день был худшим в его жизни, определенно, самым худшим. И охотнее бы он позволил всадить себе нож в брюхо, чем вспоминать о том дне за разговором, который не закончился бы пьяной дракой. Однако, презирая не только чужие слабости, но и собственные, он заговорил:

– В те годы, когда храбрейший из королей усмирял мятежных баронов Юга, подстрекаемых к бесчинствам его братом, одну из крепостей на пути святого Иакова захватил сеньор, грабивший паломников и державший войско из пяти тысяч брабантских ландскнехтов – они, как волки, разоряли Жиронду и Лимузен. Горная крепость его, окруженная тройным кольцом стен, считалась неприступной: сколько ни посылала королева Алиенора людей, дабы усмирить того сеньора, все было тщетно. Тогда призвала она на помощь рыцарей Ордена Мирного договора. И такова была их воинская слава, что барон-разбойник устрашился и обещал сдать крепость, но лишь в руки Гроссмейстера, полагаясь на честь его и милость.

– Милость?! – опустив глаза, проговорил сенешаль, – Доводилось мне слышать о рыцарях Ордена: их непревзойденное умение сражаться, поразительная жестокость к побежденным и редкое коварство при переговорах повсеместно внушают ужас. Миротворцы эти слывут самыми безжалостными наемниками…

– Безжалостными и непобедимыми, – легко согласился Гроссмейстер. – Мы никогда не сдаемся, если принимаем бой. Поражение невозможно. Победа или смерть. Но, раз уж речь зашла о коварстве – был у того сеньора советчик, Моргауз, и тогда, и ныне первый рыцарь брата короля. Не зная ничего о кодексе Ордена, подбил он барона заманить и обезглавить Быка, уверяя, что лишенное полководца войско попросту разбежится. На том они и сговорились.

Едва Гроссмейстер с командорами въехали в ворота замка, как обе герсы опустились и отряд арбалетчиков перестрелял рыцарей – подобно скимнам в клетке. Ни доспехи, ни щиты не спасли их, ни честь, ни отвага, и все они погибли бесславно. Удостоверившись же, что рыцари мертвы, Моргауз приказал поднять решетки, и приблизился к Гроссмейстеру, намереваясь отрубить ему голову, дабы выставить на пике у ворот. Гроссмейстер и мертвый удержался в седле, он лежал на конской шее. Когда Моргауз приподнял его за плечо, я и всадил ему в глаз джамбию – а пока он ревел и бесновался, хватил коня по ушам и ускакал. Вот и все.

– Подлое дело, – присвистнул Маредид. – Но что-то я недопонял про мертвого Гроссмейстера. Ты вроде как живехонек?