Игра в Джарт

Он разжал руки, отпуская ее, и прикрыл глаза. Разум его был спокоен, но по телу – избитому, изломанному телу – пробежала дрожь в ожидании неминуемой и непереносимой боли.

Девица принесла ножны, бережно держа их двумя руками, и, по сравнению с ней, такой маленькой, изящной, как птаха, они казались особенно огромными.

Ножны были обтянуты черной драконьей шкурой (до встречи с мантикорой Гроссмейстер поклялся бы, что змеиной, но после уж не знал, что и думать), схваченной полосками черненого серебра, а изнутри выстланы мехом ехидны.

Что ж, может, и в самом деле, ехидны.

Гроссмейстер сгреб в горсть пыльный полог, сунул в рот, крепко сжал зубами. Кивнул. И тогда недрогнувшей рукою белокурая ведьма возложила ножны ему на грудь.

Ожидаемая боль обрушилась так неожиданно, что его выгнуло коромыслом. Он мычал, слепо шаря руками по кровати, скидывая одеяла, цепляясь за резные столбы. Белой вспышкой мелькнуло лицо девицы, он оттолкнул ее – боялся сломать ей руку. Боль свежевала его, разнимала как оленя. Сердце, голову и потроха будто жрали собаки.

Он чувствовал, как срастается каждое сломанное ребро, как затягивается рана на бедре. Если он и позабыл о какой-то пустяковой царапине, полученной за последние дни – боль напомнила, пробегая огнем по разбитым костяшкам пальцев, вывихам и растянутым жилам.

Боль утихла, как буря, оставила его истерзанным и таким ослабевшим, что он не мог даже выругаться.

Слезы противно ползли по вискам прямо в уши. Он вытер лицо обслюнявленным пологом, сел в кровати. Босые ступни сразу прохватило сквозняком, но он сидел так некоторое время, свесив голову, не решаясь встать, будучи уверен, что запутается в собственных ногах, как жеребенок и постыдно рухнет на пол.

Девица молча приблизилась, подняла свалившиеся ножны, положила их на сундук в изножье кровати. Села рядом.

– Где ты раздобыл их? – спросила она. – Там же, где волшебный свисток?

– Будешь смеяться, – кивнул Гроссмейстер.

На самом деле, ножны (как и волшебный свисток) приволок Хорхе. Больше всего на свете (конечно, после драк, книг и Эрика) ибериец любил бесцельно шататься по арабским лавчонкам. Возвращался, как мародер с побережья, нагруженный кучей всякого хлама: ветхими манускриптами, старыми медными лампами, крынками, опечатанными магическими

печатями, и другими диковинами, для которых и названий-™ еще не придумали – а если и придумали, то давно позабыли.

Ножны втюхал ему в Багдаде некий Махмуд аль-Балхи, каирский купец, даже среди своих славившийся как лжец лжецов. Старый мошенник уверял, что они обладают удивительным свойством исцелять любую рану, нанесенную оружием. Что самое удивительное – он не солгал (пусть и забыл упомянуть, что ножны, исцеляющие раны, причиняют куда большую боль, чем меч, наносящий их).

Меч.

Чувство утраты, мучившее Гроссмейстера во сне, вернулось, будто меч позвал его из темных холодных глубин озера и сна, и этот настойчивый зов отдавался в душе гнетущей тоской.

Гроссмейстер тряхнул головой. Он и прежде слыл безумцем, но, ступив на этот остров, похоже, спятил окончательно. Это был всего лишь сон. Наваждение. Морок.

Но меч не был ни сном, ни выдумкой. Если есть ножны, то и меч к ним найдется – сказал он Эрику, когда тот пытался удержать его от поиска. И впервые пренебрег его советом.

А раз так – рассиживаться нечего.

– Кликни слуг. Я хочу умыться, – сказал он девице.

Она рассерженно фыркнула:

– Никто не придет. Они все тут боятся меня до смерти.

Он, смеясь, погладил ее по волосам:

– Могу себе представить.

Отвел ее руки, встал и почти достойно дошел до стола у оконной ниши, на котором стояли серебряный кувшин да несколько кубков. Поднял кувшин и стал жадно, захлебываясь, пить. Свежая, сильно отдающая серебром вода стекала по подбородку, по шее, за ворот пропотевшей рубахи. Он вылил остатки на голову, встряхнулся как дикий зверь.

Ох, полегчало.

Девица, тем временем, раскладывала на кровати, прямо поверх скомканных одеял, чистую одежду – рубаху, щегольскую пурпурную тунику, какие-то ремни.

– Что это? – удивился Гроссмейстер. – Это не мое.

– Подарки. Каждый из тех, кого оттузил ты у армейской дороги, что-нибудь да принес. Люди любят головорезов, ты знал? Называют их героями – а богам и героям всегда приносят подарки. Глупый сенешаль подарил рубаху и тунику, а его близнец-хохотун – сарацинские штаны, раз уж тебе такие по вкусу. Верзила, которому ты расшиб лоб, раскошелился на починку доспехов и оружия. А паж с подбитым глазом принес доску для игры в джарт, хоть я и сказала, что ты не умеешь играть…

– Я научусь, – буркнул Гроссмейстер.

Девица насмешливо скривила губы.

– Так ты хочешь вымыться? Мысль неглупая. От тебя разит, как от козла, – и, смерив его брезгливым взглядом, уточнила: —Дохлого козла. Отойди от окна.

– Что?