Игра в Джарт

– Да-да, смейся, – с кривой ухмылкой молвил Маредид. – Но я хотел сказать – мне досталась вся храбрость. А одно без другого много ли стоит? Пусть мы разделены, но мы – одно. Каждый несет на себе печать другого и вопреки дьяволу, мы держимся вместе. Итак, если Грифид – разум, то я – сердце, и, поверь, у братца моего хватает ума иногда слушать и сердце.

– И что же говорит ему сердце в этот раз? – уже без улыбки спросил Гроссмейстер. Нечасто ему доводилось встречать людей столь благородных, бесхитростных и отважных, как Маредид ап Кинан, и, уж точно, будь у него выбор, захотел бы он и себе такое сердце, глупое, честное сердце, вместо своего – каменного.

– Его храброе сердце напело, что негоже допустить погибели славного рыцаря, коему и ангелы прислуживают, – сказал Маредид, мельком покосившись на его девицу, весьма расторопно подававшую Гроссмейстеру лабрис, дубинку, джамбию, два катара и корд (который носил он на сарацинский манер – за спиной рукоятью вниз). – А разум подсказал, что и короля надобно уберечь от бесчестья. Если, поддавшись гордыне и злобе, совершит он недостойный поступок, то запятнает свою честь и навлечет на королевство неисчислимые беды…

– Нет у него чести, – гадливо скривилась девица и тут же наябедничала. – Этот их король приказал добить тебя, головорез, пока ты лежал без памяти. Что за низость!

– Увы, это правда, – потупился от стыда Маредид. – Когда Моргауз – будь проклято его имя! – бросил тебя на камни, а сам упал, бездыханный, рядом, и дивное сияние померкло, и утихло дивное пение, король, не совладав с гневом, повелел предать тебя смерти. И не только он – многие из тех, кто был там, требовали твоей смерти, крича, что ты колдун, раз отважился вызвать Моргауза на бой и сумел победить его – ведь не всем известно, что вещи, совершаемые силою волшебства, могут свершиться силой любви и доблести. Но люди видят поступок, и лишь бог видит сердца: он один – истинный и справедливый судья, и он уберег тебя от гибели. Мадонна кинулась на стражников как ястреб с высоты, и шипела как лесная кошка, и бранилась как пьяный ландскнехт, и никто не смел приблизиться к тебе…

Гроссмейстер ухмыльнулся, покачал головой:

– Могу себе представить.

– Именем господа, безымянный, клянусь: не одна только мадонна выступила на твою защиту! – горячо заверил его Маредид. – Рыцари, что бились с тобою у армейской дороги – все мы, и каждый из нас – преклонили колени, моля государя о милосердии, ибо не было на тебе ни вины, ни бесчестья. Ты убил Моргауза по праву мстителя за кровь, да к тому же, он сам, бахвалясь, вызывал на поединок всякого, кто пожелает сразиться с ним! Видит бог, – после недолгого молчания продолжил рыцарь-близнец, – моего короля не без причины прозвали Великим – за годы правления он объединил земли севера, и удерживает их железной рукой. Однако даже из лести никто не назвал бы его Милосердным – он жесток и мстителен. Но и самый злобный хулитель не скажет о нем – Безрассудный: государь, поразмыслив, внял просьбам своей дружины, повелел отнести тебя в эти покои, и оказать помощь, если это возможно…

– Рассчитывая, полагаю, что это невозможно, – заметил Гроссмейстер. – Ия умру от ран.

– Но ты не из тех, кто спешит угодить королям? А, безымянный? – Маредид улыбнулся (на этот раз совсем невесело). – Король не простит тебя. Одержав победу над Моргаузом, ты превзошел всех нас, королевских рыцарей, и тем украл его славу. Поверь, мало будет тебе покинуть замок. Он отправит в погоню свою дружину, а тех витязей, кто откажется, бросит в темницу. И все равно натравит на тебя солдат, а даже ты, безымянный, не в силах устоять против целой армии. Если не уберешься с островов – погибнешь.

– Mors omnibus communis[10], – сказал Гроссмейстер. – У меня нет имени, хохотун, а потому нет и гордости. Но я представляю Орден. Гроссмейстер Ордена Мирного договора не может покинуть замок крадучись, как вор. Да, кроме того, есть у меня на островах неоконченное дело.

– Но ведь ты убил Моргауза. Что тебя здесь держит? – удивился Маредид.

Гроссмейстер молчал, с сожалением разглядывая – не рыцаря, нет, два ароматных паштета из косули, и овсяные блины, и сыр, и неизменный фруктовый хлеб, лежавшие на подносе. Он не знал, сумеет ли уйти из замка без боя, а только совершенный болван станет набивать брюхо перед схваткой. Наконец, он решился.

Извлек из поясной сумки карту Хорхе, отодвинув поднос, разложил на столе. Окликнул девицу:

– Милая, не могла бы ты… – и поставил на серебряное блюдо три толстых свечи.

– Я тебе что – огниво? – проворчала она, но свечи зажгла – одним лишь взглядом.

А бешеный взгляд Гроссмейстера угасил восторги Маредида. Закашлявшись, тот промурлыкал нечто невразумительно-умилительное и уткнулся носом в карту:

– Что это, безымянный?

Гроссмейстер налил себе немного вина, отломил половину паштета, и спросил:

– Знаешь ли ты, как отыскать Озеро Странной смерти?

16

– О!… О?….Озеро Странной смерти?! Да ты спятил! – воскликнул рыцарь-близнец, чуть не подавившись яблоком.